Баттифолле жестоко управлял чувствами поэта. Он словно вонзил иглы в его сердце, напомнив о тех днях крушения надежд, об изгнании Гвидо Кавальканти, «первого из его друзей». Дружба, которую ему так и не удалось вернуть, потому что Кавальканти расстался с жизнью уже в изгнании, став жертвой эпидемии в Сарзане.

― Идет поиск согласия между гражданами, вы это знаете, ― продолжал граф. ― Что касается убийц, то я больше думал о том, чтобы держать их под неусыпным контролем. Сейчас опасные времена, я же говорил вам. Любые союзы и соглашения непостоянны. Я не знаю, играете ли вы во что-либо, но вам должно быть известно, что хороший игрок никогда не выкладывает все свои карты на стол. Он всегда хранит что-то для подходящего случая. Я решил, что эти бегины станут моей козырной картой, если однажды придется доставить какую-то радость папе Иоанну, подав их головы ему на блюде.

― А пока что вы перевезли их во Флоренцию, чтобы они сеяли ужас, ― презрительно произнес Данте.

― Я перевез их во Флоренцию, чтобы контролировать, ― поправил его граф. ― Я не хотел, чтобы они оставались в моих владениях. Позднее я открыл их способности, послужившие исполнению моих планов. Я уверяю вас, что эти кровожадные ублюдки наслаждались каждым из своих преступлений.

― Вы организовали хорошее линчевание, когда поняли, что они раскрыты, ― напрямик обвинил его поэт.

― Вы меня переоцениваете, ― возразил Баттифолле, полностью погрузившись в сложную игру, в которой было трудно различить правду и ложь. ― Вы знаете, в каком возбуждении находилось население. Подозрений в виновности более чем достаточно, чтобы выместить гнев. Те, кто поджег их убежище, желали их смерти больше, чем я.

― А вы, ― уточнил поэт, ― что вы им пообещали? Что вы обещали им до вчерашнего дня, что эти убийцы чувствовали себя так уверенно? Свободу? Возможность продолжать безнаказанно совершать преступления?

― Им не нужно было ничего обещать, ― сухо сказал граф; он хотел сохранить твердость, но нервничал и избегал взгляда Данте. ― Раньше или позже они бы получили наказание, которое заслужили за свои преступления, прошлые или будущие.

Данте был в ужасе. Граф Гвидо Симой де Баттифолле казался ему очень опасным человеком, хитрым и непредсказуемым змеем, и не из-за своей власти или силы, но из-за безграничного цинизма, с которым он был готов править. Он поощрял убийц, руководил преступлениями, но только их непосредственные исполнители заслуживали презрения и наказания. Данте представил эти твердые, сильные, могучие руки графа на своей шее и понял, что попал в ловушку. Каждая фраза, произнесенная хозяином дома, каждое его признание превращались в пропасть, точнее, в болото, затягивавшее ноги поэта.

― Будущие? ― уточнил Данте. ― То есть были бы еще убийства?

― По необходимости, Данте Алигьери, ― громко подтвердил граф. ― Битва не заканчивается после определенного количества потерь. Борьба всегда идет до полной победы или до того, как предстоящее поражение вынудит отступить.

― И кто выиграл эту битву, мессер граф де Баттифолле? ― скептически спросил Данте.

― Флоренция! ― торжественно воскликнул наместник. ― Разве вы не понимали, что это за игра?

― Думаю, да, мессер Гвидо, ― сказал поэт. ― Не только Флоренция получила от этой победы выгоду.

Граф внимательно и с любопытством смотрел на Данте.

― Я слушаю вас, ― только и произнес он, давая поэту возможность высказать свои предположения.

― Вы добились того, чтобы здесь уважали сеньорию короля Роберта, ― продолжал Данте.