― Посмотрите на второе тело, ― только и ответил он. Данте повернулся туда, где находился второй убийца. У него рот тоже был открыт, но он избежал участи, приведшей к смерти его товарища. Глаза его были двумя кроваво-красными шарами в глазницах. Он тоже был среднего возраста, с такой же бородой, только более темной. Они оба были хорошо сложены, как люди, привыкшие к физическому труду. У этого руки были помещены над головой, но неестественно перекручены, вывихнуты, одна из них была выгнута в локте в обратную сторону. Открытые раны, отметины от ударов и ожогов по всему телу выглядели незначительными клеймами в сравнении с глубоким разрезом, который шел от уха до уха. Через этот разрез из тела ушла жизнь. Данте посмотрел на Франческо; вопрошающее молчание, которое тот немедленно понял.

― Другой вид пытки, ― сказал он, указывая на вывернутые руки. ― Руки связывают сзади за спиной и медленно поднимают на дыбе, оставляя тело в подвешенном состоянии. Потом резко отпускают, тело падает с камнями, привязанными к ногам, но ноги до пола не достают. Говорят, что боль необыкновенно жестокая, а руки потом выглядят именно так. А когда палачи устают, то просто перерезают глотку преступнику.

― И этот тоже не сказал ни слова? ― спросил Данте с нескрываемой иронией.

― Посмотрите на его рот, ― ответил Франческо.

Быстро и без сомнений человечек в черной мантии сунул в рот мертвеца своего рода щипцы, которые позволили ему широко раздвинуть челюсти. Данте так же быстро и без колебаний, как и его спутник, наклонился над раскрытой глоткой.

― У них нет языка, ― сказал поэт; он выпрямился и пристально посмотрел на Франческо. ― Если они отрезали ему язык, как же они хотели, чтобы он заговорил?

― Они не отрезали ему язык, ― пояснил Франческо. ― Когда его поймали, он уже был искалечен. И если вы решитесь убрать ткань из глотки второго, то увидите, что у того тоже нет языка.

― Без языков… ― произнес поэт тихо, сопровождая свои слова спокойным смешком, словно понял шутку. ― Поэтому ты уверен, что они не сказали ни слова… ― пробормотал Данте изумленно.

― Они не умели писать, чтобы сделать хоть какое-то признание, ― продолжал Франческо. ― Так что, если бы люди барджелло знали то же, что знаем мы…

― Немые… ― пробормотал Данте, погружаясь в размышления.

Поэт, оставив в стороне прежние сомнения, с беспокойством дотронулся до рук мертвеца. Он развернул их и наклонился, чтобы изучить ладони.

― Святая Матерь Божья! ― тихо произнес он, почти шепотом.

Франческо заинтригованно следил за поэтом, тот одним прыжком оказался рядом с другим телом. С тем же беспокойством он перевернул мертвеца, но окоченение было сильным, и тело вернулось в исходное положение. Франческо пришел на помощь, они смогли перевернуть труп на бок. Так руки, связанные за спиной, оказались перед глазами. Поэт точно так же осмотрел эти руки и быстро повернулся к своему спутнику. ― У них голубые ногти, Франческо, ― сказал он дрожащим голосом. ― У обоих… Немые демоны с голубыми ногтями…

― Что вы сказали? ― спросил Франческо, напуганный действиями Данте.

― Они красильщики… ― пробормотал хромой.

― Закрой сейчас же свой отвратительный рот или, Боже мой, я клянусь, что!.. ― начал кричать Франческо, впадая в ярость, но Данте прервал его.

― Нет! Подожди, Франческо ― сказал он, усмиряя юношу, чтобы заговорить с хромым. ― Что ты сказал?

Тот сделал шаг назад, дрожа, испугавшись наказания или чего похуже.

― Что они, должно быть, красильщики… ― пробормотал человечек. ― Их ногти такого цвета, потому что они руками растягивают ткани, выбивают их, а потом наносят краску, которую используют…

Данте и Франческо неподвижно смотрели на него, понимая, что это означает.