Я послал пулю ему вдогонку, когда он уже оказался в тени деревьев, и, должно быть, промазал, ибо услышал, как он продолжает бежать. Держа револьвер наготове, я бросился к черному автомобилю, чувствуя, как колотится сердце и вот-вот разорвется в груди, страшно пересохло в горле. Однако выстрелов больше не раздалось. Я добежал до черного автомобиля и, не увидев в нем никого, ухватился за ручку и распахнул дверцу.

Я чуть не выстрелил, заметив движение, но вовремя удержался, когда тело мужчины повалилось в мою сторону. Оно было прижато к дверце и сейчас покачнулось и выпало на землю, перевернувшись на спину и прикрыв грудь одной рукой, словно он был еще жив.

Он лишился большей части подбородка, и в его горле зияла рваная рана, кровь из которой еще сочилась на белую рубашку. Несмотря на исчезновение части его худого лица, я без труда узнал Блэйка. Теперь понятно, почему грузная фигура второго показалась мне знакомой — это был его дружок Карвер.

Итак, мне не удалось ввести их в заблуждение: в кабинете шефа они просто сделали вид, что я обвел их вокруг пальца. Они и отпустили меня, чтобы убрать подальше от города, и Турмонд прекрасно слышал все, что я говорил Барону.

Я все еще был на взводе, в состоянии шока, и туго соображал. Бросив взгляд внутрь салона черного автомобиля, я увидел кровь на сиденье и трубку радиотелефона, болтавшуюся на конце провода. И я не сразу врубился, не мог понять, почему два копа-убийцы связались с участком в тот самый момент, когда пытались пришить меня.

Однако я все понял, когда услышал сирены. Пронзительный вой был пока еще далеко, но патрули явно направлялись сюда. И только я один знал, что Блэйк и Карвер первыми открыли огонь и пытались хладнокровно убить меня. Одного моего слова будет недостаточно, чтобы доказать, что я стрелял в порядке самообороны. А главное — теперь я стал дичью, на которую разрешено охотиться любому полицейскому, да что там — любому мужчине с «пушкой».

Я только что застрелил копа.

Глава 11

И хотя приближающиеся сирены все громче завывали в моих ушах, несколько секунд я мог думать только об одном: я стал самым гнусным из преступников — убийцей копа. И у меня не оставалось ни малейшего сомнения насчет моих последующих действий. Я должен был рвать когти.

Я повернулся и кинулся к своему «кадиллаку». Выравнивая его на дороге, я до отказа вжал педаль газа в пол. Не знаю почему я бросил взгляд на большой белый особняк — я же совсем забыл про Лилит. Внезапно я сообразил, что именно на нее уставился Карвер, когда я увидел его рядом с черным автомобилем. Лилит все еще стояла на веранде, прижав обе руки к горлу. Какое-то мгновение я продолжал ехать, потом врезал по тормозам, стремительно подал назад, рванул по подъездной дорожке и, пойдя юзом, остановился рядом. Не мог же я бросить ее здесь. Она наблюдала за случившимся и была единственным свидетелем в мире, видевшим, как я застрелил копа в порядке самообороны. И я понимал, что, если хоть один из охотившихся за мной бандитов доберется до нее, она не проживет и пяти секунд. Теперь она была завязана так же прочно, как и я. И Карвер, несомненно, видел ее.

Гравий из-под колес моего «кадиллака» ударил ее по ногам, но она даже не пошевельнулась. Выражение шока и ужаса застыло на ее побелевшем лице. Сзади нее, в нескольких ярдах справа, я увидел разбитое стекло — в него, очевидно, попала пуля, выпущенная в меня... или она была выпущена в Лилит.

— Залезай! — завопил я. — Мы должны убраться отсюда!

Она, кажется, пришла в себя, когда выкрикнула:

— Сирены? Полиция? Они будут тут через минуту.

— Да Боже ж ты мой! Стрелявшие в меня типы — полицейские! Быстро залезай!

Она с сомнением покачала головой. Сирены выли все громче — они были всего в полумиле от нас.