Это вызывало у Буало и беспокойство и досаду. Храбрый парижанин уже успел познакомиться с мстительным нравом южноамериканских метисов, поэтому принял меры предосторожности против возможных нападений гаучо, которые в любой момент могли внезапно выскочить из гигантских зарослей пампы. Буало стреножил лошадей, из поклажи соорудил редут, защищавший их лагерь у реки.
«Бульвардье» — космополит поступил благоразумно. Он убедился на собственном опыте, до чего полезно предварительно изучить, сидя в четырех стенах, стратегию и лишь потом применять ее на практике.
Фрике нервничал. Одолеваемый мыслями о пропавших друзьях — о докторе, ставшем ему приемным отцом, о ставшем братом Андре и о черном друге Мажесте, — он никак не мог уснуть.
Юноша вертелся, возвращался в прежнее положение, говорил, ругался. А сон так и не приходил. Бесчисленные полчища москитов одолевали парижанина; напрасно гамен пытался их прибить и расчесывал укушенные места чуть ли не до кости. Ненасытные разбойники, решившие поужинать, все равно вволю напивались алой кровью маленького парижанина.
Буало курил свою вечную папиросу со стоическим спокойствием бонзы, и не потому, что его кожа была более вынослива к жалящим укусам этого клана насекомых, а потому, что молодой человек прекрасно знал — попытки помешать кровососам абсолютно бесполезны.
— Месье Буало!
— Да?
— Они рвут меня на части, дерут шкуру. О! Вот проклятые звери!
— Что я могу поделать?
— Дьявол! У меня под рубашкой триста тысяч этих тараканов!
— Ну так отошлите белье прачке, а мне дайте спать.
— Громы и молнии! Если бы у меня была хотя бы щепотка порошка «Викат»! Тогда я бы устроил раунд французского бокса всем этим клопикам!..
— Ладно, ладно. — Буало рассмеялся.
— Но почему вы не реагируете, не пытаетесь прихлопнуть хоть одного из этих кровососов?
— Потому, что все равно завтра меня раздует, как бурдюк. Одним больше, одним меньше — какая разница?
— Ну и клопики! — произнес Фрике с подчеркнутой злобой и презрением.
— Вы клевещете на клопов, сын мой, — возразил Буало. — Эти насекомые не имеют ничего общего с доставляющими нам массу хлопот созданиями, гнездящимися в деревянных частях парижских кроватей, а являются разновидностью москитов. Местные жители прозвали их «зубастые комарищи» из-за величины и ужасных укусов. Эти маленькие вампиры всегда водятся неподалеку от рек.
— У меня идея!
— Говорите.
— А что, если мне, по примеру пагуинов, жителей Уэльса, и туземцев племен осиеба, обмазаться илом, чтобы образовалась корка, предохраняющая кожу?
— Довольно! Не надо шутить.
— При чем тут шутки?
— Разве вы не слышите плеск, забавы обитателей воды, «плуф», «плуф». Река так же обитаема, как и ваша рубашка. Нельзя одинокому рыцарю попадать в самую гущу пирующих «весельчаков».
— А, черт! «Весельчаки» — это резвящиеся кайманы?
— Правильно.
— Но что же делать? Громы небесные! Как поступить?
— Дождаться полуночи.
— Дождаться полуночи? Но разве полночь еще не наступила? Мне кажется, мошкара терзает меня уже целых двадцать четыре часа! А почему именно полуночи?
— Да визит этой разновидности москитов обычно заканчивается в двенадцать часов ночи. Насытившиеся насекомые удаляются, как благоразумные посетители заведения, хозяин которого в надлежащее время перекрывает кран подачи светильного газа.
— А! Тем лучше. Тогда я отосплюсь за вторую вахту. |