Доктор расставил кольцом эскорт работорговца и подал знак барабанщикам выбивать монотонную дробь. В середину круга воткнули штандарт с полумесяцем, по одну сторону встал больной, а по другую — Андре, который громко приказал абиссинцам не оборачиваться и не смотреть на происходящее, иначе их предводитель умрет.
— Ну, давай, — по-свойски обратился к больному доктор, — сними одежду.
Тот хотел призвать на помощь одного из чернокожих.
— Нет, только сам, — сурово произнес «табиб».
Больной повиновался и тотчас же разделся догола. Состояние больного было удручающим. Повсюду — опухоли величиной с кулак, готовые вот-вот лопнуть. Кожа на животе и на груди, местами изъязвленная и потрескавшаяся, едва прикрывала живую плоть.
Фрике, уютно устроившись на слоне, наблюдал за происходящим и с трудом сохранял бесстрастность, а поглядеть ему было на что.
Осмотр продолжался долго. Доктор то тер пациента, то мял, то вертел из стороны в сторону, то всюду ощупывал, а тот время от времени издавал звуки, напоминавшие рычание дикого зверя. Искаженное от боли лицо заливал пот. Глаза вылезали из орбит, руки дрожали.
Опытный врач не произнес во время осмотра ни слова. Наконец он отступил на шаг, быстро окинул взглядом больного и кивнул головой: осмотр окончен.
Пациент же стоял изнуренный, задыхающийся, с отвисшей челюстью…
— Готово, — наконец проговорил доктор.
Андре перевел на арабский и подал знак четырем неграм, те тут же подхватили окаменевшего Ибрагима.
Круг разомкнулся.
Торговца рабами отнесли в хижину, туда же отвели троих европейцев, и двери тотчас же затворились.
— Ну, как? — спросил молодой человек хирурга.
— Друг мой, — ответил доктор, — случай тяжелый. Но я самым тщательным образом осмотрел его, чтобы убедиться в необходимости операции. Я проведу ее прямо сегодня.
— Только бы ваша уверенность оправдалась! Кстати, вы не боитесь, что бедняга этой операции не выдержит?
— Да что вы! Смею вас заверить, через восемь дней он будет сиять, как начищенный сапог, и веселиться, как молодая обезьянка.
— А когда вы им займетесь?
— Немедленно. Но сначала возьмем с него клятву.
Ибрагим медленно подошел. Андре подал ему калебас, наполненный сорговым пивом, тот жадно выпил.
Все вышли из хижины.
Принесение клятвы не заняло много времени. Абиссинец жил, как отъявленный нечестивец, но одновременно был правоверным мусульманином. И веровал искренне.
Ближайший помощник Ибрагима подал Коран, служивший, наряду со штандартом с изображением полумесяца, своего рода «талисманом» отряда.
Вооруженные мужчины выстроились в два ряда.
Ибрагим, твердо встав на ноги, положил руку на священную книгу и торжественно поклялся, что, если исцелится, освободит троих европейцев и доставит на побережье, только не во французские владения, где самым серьезным образом пресекалась работорговля, а в португальские колонии, единственные, где закрывали глаза на отвратительный промысел.
И в этом он был непреклонен. Доктор и Андре, однако, решили, что все как-нибудь устроится.
Ибрагим еще пообещал осыпать всяческими благодеяниями, но, если он умрет, на них обрушатся самые страшные кары.
— Ну, а теперь, — заявил доктор, — настала моя очередь. Пусть не подведут верный глаз и твердая рука.
— Что вы собираетесь делать?
— Приступить к операции.
— Какой?
— Слишком долго объяснять. Поймете по ходу дела. Черт, как недостает инструментов: нужны хотя бы один пинцет и один ланцет, необходимо, чтобы антропофаги вернули медицинскую сумку. |