Вот она, жизнь политика. Причём, заметь, не только российского. Не знаю почему, но это успокаивает.
— Что коррупция не только у нас?
— Весь шарик погряз.
— И поэтому вы сидите здесь в компании собаки?
Он помолчал, разглядывал её, взгляд опустился с вьющихся волос по узкой спине, на мгновение остановился на бёдрах, но потом спустился к её ножкам в его носках.
— И поэтому тоже, — ответил он после паузы. — А у тебя вот другой бзик. Тебе надо мчаться куда-то в ночь и дождь, ради идеи. Так что ты собиралась здесь найти?
— Кострова-младшего.
— Зачем? Ты думаешь, он стал бы с тобой разговаривать?
Алёна в расстройстве закусила губу.
— Нет.
— Тогда зачем?
Пришлось повернуться к нему. На сковороде скворчала жарящаяся картошка, ею пахло на всю кухню, а Алёне предстояло стоять под взглядом небритого мужика и объясняться с ним на тему своих действий и работы журналиста в принципе. А Фёдор ещё так смотрел на неё, с насмешкой взрослого пожившего мужика, которому все её слова кажутся детским лепетом.
— Вы не понимаете, его все ищут.
— Кто?
— Все. Милиция, Следственный комитет. Журналисты. Все. Всем любопытно, почему он сбежал.
Фёдор докурил, затушил окурок, а сам носом шмыгнул. После чего хмыкнул.
— Наверное, потому что его все ищут. Я бы тоже сбежал.
— Может быть, — не стала Алёна спорить. — Но дело ведь не в этом. Если бы я его нашла…
— Я понял, можешь не продолжать. Если бы ты его нашла, ты бы разнесла это на весь свет, и тебе бы вручили медаль.
— Не вручили бы мне никакой медали. Но тогда меня бы заметили.
— Как печально это прозвучало. Ты настолько плохой журналист?
Она решительно качнула головой.
— Я хороший журналист. И я всегда довожу всё до конца.
— До какого?
— До логического, — с нажимом проговорила она, и вдруг поняла, что Фёдор изо всех сил старается не рассмеяться. Его улыбка пряталась в его наметившейся бороде, но глаза смеялись вовсю. Это показалось обидным, и Алёна отвернулась. — Вы ничего в этом не смыслите.
— Ещё бы.
Замолчали. Алёна в обиде, а Фёдор, кажется, обдумывал. Алёна накрывала на стол, нарезала салат, а потом дёрнулась, когда почувствовала близкое присутствие мужчины. Рука Фёдора протянулась мимо неё к столу и поставила на стол банку тушёнки. Алёна удивлённо глянула на него, но он лишь пожал плечами.
Замечательно, она будет есть тушёнку. Во рту появился неприятный привкус, а мозг сам собой начал подсчитывать, сколько лет прошло с тех пор, как она так питалась. Когда-то тушёнка казалась пиром. Пришлось даже зажмуриться, чтобы избавиться от столь ярких воспоминаний.
— Не переживай, это вкусно.
— Вы вообще отсюда не выезжаете? Питаетесь консервами?
— В морозилке есть гусь. Не желаешь приготовить?
— Гусь?
— В деревне старушка продавала.
— Боже.
— Садись за стол.
Роско походил за Фёдором по кухне, потом присел у стола и стал преданно смотреть на хозяина. Пока Алёна раскладывала по тарелкам жареную картошку, Фёдор ловко открыл жестяную банку, взял кусок чёрного хлеба и намазал на него тушёнки. А потом положил всё это в собачью миску неподалёку. Роско кинулся к миске, пару раз щёлкнул челюстями и облизнулся в конце. Алёна наблюдала, не ела. Потом осторожно заметила:
— Ему же нельзя.
Фёдор непонимающе глянул на неё, после чего пояснил:
— Это же тушёнка. Не колбаса. |