Изменить размер шрифта - +
С каждым мигом белесые очертания все больше тускнели, растворяясь в падающем сверху черном потоке. И вместе с этой чернильной тьмой возник холод, который впился в меня миллионами колючих иголок.

— Смотри, — проговорил Франц, — светает.

— Франц, надо отсюда двигать, — поторопил я.

— Сейчас, — ответил он мягко, протягивая руку назад. — Идите вперед. Заводите машину. Выезжайте на середину двора. Я сейчас подойду.

Вики взяла у него ключи. За руль села она. Свечения еще было достаточно, чтобы разглядеть окружающие предметы, но я доверялся ему еще меньше, чем когда-либо. Вики завела мотор и машинально включила фары. Двор с подъездной дорожкой тут же накрыл веер лучащейся черноты. Она выключила их и продвинула машину на середину дворика.

Я оглянулся. Хотя вокруг было черно от ледяных солнечных лучей, в призрачном свете я еще достаточно четко видел Франца. Он стоял там, где мы его оставили, и нагибался вперед, словно во что-то напряженно всматриваясь.

— Франц! — громко позвал я, перекрывая жуткие завывания и усиливающийся рев сыпящихся камней. — Франц!

Там, вырастая откуда-то из глубины каньона, прямо перед Францем, башней громоздясь над ним и чуть наклонившись к нему, маячила огромная фигура, будто сотканная из тончайших нитей мерцающей бархатно-черной черноты — мерцал не призрачный свет, мерцала сама тьма — которая походила на гигантскую раздувшую капюшон кобру, или прикрывшуюся капюшоном мадонну, или огромную многоножку, или колоссальное первобытное изваяние, или на все это вместе, или ни на что вообще.

Я увидел, как серебристые очертания тела Франца начинают крошиться, превращаясь в беспорядочный вихрь белых крупинок. В тот же самый момент темная фигура качнулась вперед, и вокруг него словно сомкнулись колоссальные пальцы, затянутые в черную шелковую перчатку, или закрывающиеся лепестки огромного черного цветка.

С чувством человека, бросающего первую горсть земли на гроб друга, я хрипло каркнул Вики:

— Поехали!

Свечение уже почти полностью растворилось во тьме — дороги почти не было видно, когда «Фольксваген» рванулся с места.

Вики выжимала из машины все возможное.

Треск осыпающихся камней становился все громче и громче, заглушая неосязаемый ветер, заглушая шум мотора. Вскоре он превратился в настоящий гром. Я чувствовал, как под движущимися колесами содрогается земля — эти толчки были ощутимы, даже несмотря на то, что машина подскакивала на ухабах.

Сбоку от каньона перед нами вдруг открылась яркий провал. Мгновенье мы неслись словно сквозь напластования густого дыма, потом Вики резко притормозила, мы вывернули на дорогу и нас чуть не ослепил утренний свет.

Но Вики не остановилась. После поворота она тут же прибавила ходу, и мы помчались дальше по дороге Малого Платанового каньона.

Нигде не было ни единого признака темноты. Гром, который сотрясал землю, затих вдали.

Там, где дорога резко уходила от вершины склона в сторону, Вики свернула к обочине и остановила машину.

Вокруг нас громоздились горы. Солнце еще не поднялось над ними, но небо было уже ярко-синим.

Мы поглядели вниз вдоль склона. На месте сползшей вниз земли осталась обширная впадина. Ее уже не закрывали облака пыли, хотя пыль еще поднималась откуда-то со дна каньона.

Осевший склон тянулся теперь от нас до самого края обрыва сплошной единой плоскостью, без единого разрыва или бугорка, без единого выдающегося над ровной земляной поверхностью предмета. Абсолютно все унес и похоронил под собой оползень.

Таков был конец Домика-На-Обрыве и Франца Кинцмана.

Быстрый переход