«Еду на шестое сегодня заседание, не помню, как меня зовут, — шутливо говорила мне Надежда Константиновна в 1936 году».

«Одевалась она более чем просто. Помню ее шерстяной сарафан, который она носила много лет. И еще вспомнилось: майский летний день 1936 года в Москве. Весь город словно окутан нежно-зеленым пушистым туманом — лопнули весенние почки, распускаются первые листья, солнце припекает. По улицам спешат люди в летних платьях. Подъезжает машина. Надежда Константиновна выходит в старенькой шубке».

— Что это вы в такую жару в шубке? — поразилась Татьяна Жирмунская.

— Знаю, что тепло, Танечка, да некогда искать летнее пальто. Мария Ильинична уехала в командировку и куда-то запрятала ключ от шкафа.

Выступая, Крупская делилась опытом жизни без любимого человека:

— Книгу за книгой, статью за статьей, его речи — я перечитала всё, что написал Владимир Ильич. Я никогда не теряла ощущения присутствия его. Его мысли как бы вновь приобрели для меня новизну, я значительно глубже стала познавать их и часто ловила себя на том, что я как бы продолжала с ним беседу. При этом я представляла себе его выражение. Вот так я привыкла коротать свободное от работы время.

Но в разговоре с глазу на глаз призналась:

— Все просят меня поделиться воспоминаниями о Владимире Ильиче. И никто не хочет понять, как мне это тяжело!

Знакомому библиотекарю рассказывала, что Ленин всегда предоставлял ей лучшую комнату. Так было в их квартире в Кремле, так было и в Горках:

— Владимир Ильич никогда не соглашался жить в большой комнате. Он считал, что мне нужно больше солнца, больше воздуха.

Одиночество ее мучило. Крупская говорила Нине Исааковне Стриевской, сотруднице «Учительской газеты»: «Все хорошо, дело идет на лад, социализм будет построен, и люди растут прекрасные, а меня иногда берет за сердце тоска: я знаю, что никто не позвонит мне на работу и не скажет:

— Надюша, приезжай домой, я без тебя не сяду обедать».

НОВЫЙ НАРКОМ

В 1926 году состоялась первая Всесоюзная перепись населения, которая показала, что в СССР проживает 147 миллионов человек. На XVII съезде партии в 1934 году Сталин заявил, что население достигло 168 миллионов и каждый год увеличивается на три с лишним миллиона. В таком случае в 1937-м советских людей должно было бы стать 180 миллионов. А перепись 1937 года дала значительно меньшую цифру — 162 миллиона.

Сказались коллективизация и раскулачивание, то есть уничтожение деревни, массовые репрессии. Перепись сочли «дефектной», и ее материалы засекретили.

Грамотными в стране считали себя 86 процентов мужчин и 66 процентов женщин. Верующими — 45 процентов мужчин и 77 процентов женщин. В марте 1937 года Крупская откликнулась на эти данные в газете «Известия»: «Недавняя перепись показала, что массы, и особенно женщины, были встревожены параграфом опросного листа, касающегося религии. Большинство тех, кто давно не придерживается обрядов, не решились написать “неверующая” и в конце концов написали “верующая”».

Хотя скорее было наоборот: удивительным образом при накале антирелигиозной пропаганды и репрессий против церкви столько людей назвали себя верующими! Но лицемерие давно восторжествовало, писали и говорили то, что считалось правильным.

Григорий Иванович Петровский, еще недавно — председатель Всеукраинского ЦИК Советов и кандидат в члены политбюро ЦК ВКП(б), встретил Крупскую в 1937 году, когда его лишили высокого поста и перевели в Москву на унизительно маленькую должность заместителя директора Музея революции по хозяйственной работе.

«Печально смотрели на меня ее милые грустные глаза», — вспоминал Петровский много позже.