Через какое-то время в регистратуре появилась тощая молодая брюнетка в белом халате и стала о чем-то говорить с регистраторшей.

Вновь прибывшая отличалась короткой стрижкой под машинку и челкой бронзового цвета. Халат был ей велик и обвисал мешком поверх майки и джинсов. Эту особу я видел впервые, но уже знал и имел о ней подробное представление, так как она любила внимание, а ее персональные данные были разосланы по всему киберпространству.

К своим двадцати пяти годам Кристин Дойл-Маслоу успела окончить Вассарский балакавриат в области городских исследований. Единственный ребенок отца, практикующего гештальт-терапию в Ньютоне, штат Массачусетс; мать живет в Бруклайне и преподает биопсихиатрию в университете Тафтса. Любительница экологически чистых коктейлей. Список любимых групп «открывает новые горизонты в неизвестности». Любит эфиопскую кухню, в частности «леф с тыквой»; придерживается убеждения, что государственная политика – это «контактный спорт». Последние пару лет стажируется в Управлении городского развития, занимаясь «разработкой и внедрением позиционных документов по связям с общественностью». Опыт в области психологии или какой-либо другой области психического здоровья отсутствует.

Продолжая разговаривать с печатающей регистраторшей, она повернулась и окинула меня взглядом. Молодая, но уже с отяжеленным, зажатым лицом, которое быстро старится. Не помогают и очки в металлической оправе а-ля «конторские служащие пятидесятых».

Просмотрев несколько распечаток на столе регистратуры, через белую дверь она наконец вышла в вестибюль. Под белым халатом на майке проглядывала зеленая надпись «ЛАКБАР – Служим обществу со стилем» (ну а как же иначе).

К груди был пришпилен непомерно большой бэйдж со всей предназначенной миру информацией, но тем не менее она представилась голосом, соперничающим в звучности с тромбоном:

– Кристин Дойл-Маслоу.

– Очень приятно, – отреагировал я. – Как она там?

– Под словом «она» вы имеете в виду мисс Чейз?

Подавив в себе соблазн ответить что-нибудь вроде «нет, Марлен Дитрих» или «нет, Мэрилин Монро», я ответил:

– Да, ее.

– Особых проблем не возникало.

Веским, демонстративным жестом она извлекла связку ключей, отперла белую дверь и впорхнула в нее, оставляя мне ловить рукой дверное полотно.

Следом за Дойл-Маслоу я прошел в сквозистое безлюдное пространство, разделенное на кабинки, но без всякой мебели или офисного оборудования. В нос шибал запах свежей краски. На задах помещения обнаружилась еще одна белая дверь с табличкой «Посторонним вход запрещен».

– Ваш проект начался недавно? – поинтересовался я.

– Сейчас мы на стадии разработки.

– Но вместе с тем у вас есть стационар?

Дойл-Маслоу остановилась, поправляя очки.

– На данный момент там всего один пациент. Ваш, – бросила она и продолжила свое шествие.

– Постойте, – окликнул я, стараясь говорить спокойно, но тайные пружины противодействия все равно сказались на громкости и жесткости тона.

Плечи Кристин Дойл-Маслоу на ходу вздрогнули, хотя сам ход не сбавился.

– Мне нужно объяснение, что здесь происходит. И немедленно, – припечатал я.

Она остановилась ко мне вполоборота.

– Вы же психолог. Значит, объяснять – это ваша работа.

– Ну а ваша, извините, в чем?

– Я исполнительный директор «ЛАКБАРа»…

– Это что?

– Концепты и организация.

Челюсть у нее выпятилась, но твердости в голосе убыло, а глаза за стеклышками очков беспокойно ерзнули.