Он недавно стал чувствовать вокруг себя какое-то кружение. «Что-то зондируют», - сказал он себе.

При случае разговорился с товарищем из другого ведомства, сидели рядом на каком-то заседании.

– А где сейчас спокойно? - вздохнул тот. - Ну возьми хотя бы газеты… Они ж как автоматчики… Что это - дело? Все у них наотмашь, все у них лихо… И никто им не дает по рукам… Написал тут один про нашу отрасль… Будто мы ее нарочно разваливаем.

Виктор Иванович сочувственно кивал головой, а думал о другом: та «отрасль», конечно, всего этого заслужила. Но куда делась мера? Что-то с нами опять делается?

Виктор Иванович потащил за собой упирающуюся Барту. Фаина в холле отчитывала домработницу, тыча ее в плохо протертое стекло в стеллаже. Домработница явно обрадовалась, что пришел хозяин, схватила поводок, повела вытирать Барте ноги Это дело серьезней стекла в серванте.

– Ты сегодня раньше? - спросила Фаина. - Еще не вскипел чайник.

– Я не буду завтракать, - сказал он. - Мне надо срочно ехать…

– Что за ерунда! - закричала Фаина. - Ты обязан поесть…

– Нет, - сказал он ей мягко и даже коснулся ладонью ее дряблой пористой щеки. - Нет, Фаечка! Нет!

– Что, уже пришла машина? - спросила жена, тронутая неожиданной лаской.

– Да, - соврал Виктор Иванович, - я просто забыл тебе сказать, что у меня сегодня все несколько раньше…

– Чайник вскипел, - закричала домработница.

– Нет, - сказал Виктор Иванович. - Нет! Фаина стояла в холле, рыхлая, отекающая женщина

с розовой, просвечивающей сквозь редкие волосы кожей.

«Жалко ее, - подумал Виктор Иванович. - Она привыкла жить на широкую ногу». Он слегка пожал ей локоть, хотел еще что-то сказать, но зазвонил телефон. Фаина схватила трубку и закудахтала. Это звонила подруга.

Жалко! Подумал он еще раз, закрывая за собой дверь.

БЭЛА

Бэла ждала звонка мужа. По всем расчетам, ему уже полагалось быть. «Нечего волноваться, вся процедура - чистая формальность», - говорила она себе. Но волновалась. Вдруг кто-то там еще раз споткнется на Наталье? Или захочет споткнуться? Бедный Валечка, сколько он с ней намаялся! Несчастье всей жизни. Она успела это увидеть. Алкоголизм Натальи - грязь, которая и ее измарала. Когда в ее бывшей семье узнали всю предысторию Валентина, свекровь сказала: «Неужели вы думаете, Бэла, что мы отдадим вам ребенка? Вы соображаете своей головой?»

Она не соображала своей головой. Она была влюблена тогда, нет, не влюблена, она любила, как идиотка, и была ненормально счастлива от непривычных ощущений. Она смотрела на мужа, дочь, свекра, свекровь, на весь их дом, пахнущий чистотой, добропорядочностью, и ей казалось, что все они как бы на экране, и она приходит к ним, как на сеанс, а потом выходит в жизнь, и там на нее льет дождь, и там ее сквозит, но зато это все по-настоящему, а дома она на сеансе. Большинство ее подруг и знакомых не выбирали бы. Еще бы! Такая респектабельность, такая многократная прочность существования. Врачи в четвертом поколении. Знание и достаток, передаваемые непосредственно через хромосомы. Они все несколько разочаровались, когда узнали, что она искусствовед. Красиво звучит, но не дело. Правда, в их большой разветвленной семье такие случаи уже бывали. У какого-то дяди из Самары жена работала суфлером в театре, а у кузена из Тбилиси вообще - метательница диска. Так что Бэлу все-таки приняли в чистый, ухоженный дом. Ей выделили место за столом, кольцо для салфетки, бабушка мужа купила ей тапочки с меховым помпоном. И пошло-поехало. Жизнь в правилах, обязанностях, коллективных празднествах. В общем - хорошая жизнь, зачем бога гневить? Пока не свалился на голову Валентин с его женой алкоголичкой, которую он скрывал, и сыном, которого всюду таскал с собой.