Села на стул, и состояние - хоть сама умри.

– Авария на дороге, - сказала вяло. Пожала плечами Наталья - делов!

– Пешком пришлось, - надо же что-то говорить, раз пришла, а не звали.

Даже не пошевелилась подруга, для выражения хотя бы сочувствия. Глаза ясные, спокойные, умные Натальины глаза. И не тянется к бутылке, не угощает, не. притопывает от радостного нетерпения, что не самой! «Хуже нет самой! Мне хоть завалященький, но компаньон требуется. Чтоб в глаза-а-а ему смотре-е-еть!!!»

Сейчас же сидит, молчит…

«Голову бы ей вымыть, - подумала Татьяна. - Сейчас отдышусь и вымою… Шампуня у нее, конечно, нет, но кусок мыла, наверное, найдется… Раньше вообще шампуней не знали… А в войну вообще мыло сами варили… Доставали где-то каустическую соду…»

– Я чего-то вспомнила, - сказала Татьяна, - как в войну мыло варили… Вонючее было, противное… А мылись - и ничего… И голову, и тело, и лицо даже…

Молчала Наталья.

«К чему это я ей сказала про соду? - расстроилась Татьяна. - Зачем войну вспоминаю? У нее отец погиб. Я ведь к ней пришла рассказать про себя… Про то, что у нас с Николаем».

– Я сегодня… - сказала она. И вдруг увидела, что Наталья плачет. Беззвучно, сдержанно, прикрыв лицо ладонью. - Наташа! - закричала она. - Наташа!

– Уезжает, - тихо сказала Наталья. - Седой весь, как лунь, - мой Валька… И морщин много… Господи! Господи! - застонала. - Это вы его туда запятили? Умники! Чтоб уж совсем? Чтоб уж навсегда? От меня?!

– Да что ты, Наташка! - прошептала Татьяна. - Что ты!

– Любит он меня, слышишь, любит! Обнял меня сегодня, не хотел, а обнял! Руки его не брешут! Руки - они честные! Так что это такое, Танька, если руки делают одно, голова говорит другое, а ноги бегут незнамо куда? Кто это нас на три части разрезал, кто?

Она плакала, плакала, а перепуганная Татьяна, уже совсем не зная, что делать, подумала: лучше бы она выпила. Но»тут же на себя накричала и от греха подальше отодвинула бутылку, а потом и вовсе вынесла ее на кухню, где увидела на столе брошенные скомканные деньги, сложила их в кошелек, забеспокоилась, откуда такие новенькие? Снова на себя накричала, вернулась, обняла.

– Ну не плачь, пожалуйста, - ласково говорила Татьяна. - Давай я лучше голову тебе вымою. Я люблю головы мыть… До сих пор Володьке мою… У меня рука легкая. Ты успокоишься…

Странно, но Наталья сразу и покорно встала и пошла в ванную. Стояла наклонив голову в раковину, освободив от волос тонкую, как у ребенка, шею.

Розовым обмылком мылила ей волосы Татьяна, радуясь, что в шуме воды Наталья не слышит, как плачет она сейчас о ней, о себе, о всех них по отдельности и вместе и еще о тех, кто попал в аварию… Да разве перечислишь все, о чем можно плакать, моя голову?

Бежала в сток мыльная вода, где-то сливалась с другими водами, размывая, разбавляя, изничтожая пролитые человеческие слезы, очищалась, обновлялась и где-то далеко-далеко становилась совсем чистой. Странно… Как слеза…

НИКОЛАЙ ЗИНЧЕНКО

Зинченко знал, кто ему нужен. Шофер Костя, с которым Татьяна ездит по своим скрепочно-бумажным делам. Если есть на свете люди, которые знают все и про все, то это шоферы. Конечно, в их информированности всегда много чепухи, но главную тенденцию времени - кто куда рулит - они улавливают четко. А уж про то, кто с кем, когда и где, знают точнее господа бога.