Ноги болтались, как на шарнирах, руки были раскинуты в стороны, живот ходил ходуном. Казалось, он придумывает танец прямо в эту минуту, на глазах у всех, и что вовсе не музыка диктует ему свой ритм, а он заставляет мелодию следовать за собой. Даниэлю тоже захотелось исполнить нечто подобное. Он вышел на середину комнаты и, не спуская глаз с ног Николя, начал неуклюже подпрыгивать. В отличие от своего взлохмаченного, хохочущего и вездесущего визави он выглядел угловатым и неловким. Дани тоже встала — мелодия ей очень нравилась, и она больше не могла противиться искушению. Мелкими осторожными шажками она переступала по комнате. Раскачиваясь из стороны в сторону на своих тонких ножках, с животом, похожим на бочонок, Даниэла ничуть не смущалась. «Она не понимает, что выглядит смешно, и в этом ее очарование», — подумала Франсуаза и ободряюще улыбнулась Дани. Пластинка кончилась. Николя поставил другую.
— Эта еще лучше! — объявил он и тут же опять принялся танцевать. Его неподвижный взгляд был устремлен вперед, рот приоткрыт.
— Покажи, как ты это делаешь, — попросила Дани. — Три шага влево, один назад?
— Точно, — подтвердил Николя, — потом прыжок на месте, и все сначала, но во вращении…
— А у меня получается? — поинтересовался Даниэль, красный от натуги.
Он очень старался, но выходило у него плохо.
— Смотри, не провались на нижний этаж! — смеясь, предупредил Николя.
Какое-то время Франсуаза наблюдала, как каждый из них исступленно беснуется в своем углу, а потом, отбросив сомнения, присоединилась к танцующим. Ноги сами вытолкнули ее на середину комнаты. Николя подал Франсуазе руку, чтобы ей было легче освоить движения.
Сидя со стаканом вина и отбивая пальцами такт по краю стола, Александр с удовольствием наблюдал за царившей вокруг веселой суматохой. Ему казалось, что он находится на школьном дворе во время переменки. Франсуаза и Николя принадлежали к одному поколению. Тесно прижавшись друг к другу, рука в руке, они легко выделывали ногами странные па. Их плечи сотрясались, головы ритмично раскачивались, а в глазах одинаково сверкали искорки радости. Александр сделал глоток вина, только теперь распробовав его терпкий вкус. Музыка, бестолковая и оглушительная, грохотала во всю мощь. Александра посетила нелепая мысль. А ведь настоящая-то пара — это не он и Франсуаза, а Франсуаза и Николя. Он представил себе, как они занимаются любовью. Тайком. А может, у него на глазах. Почему бы и нет? Эта воображаемая сцена придала особую остроту его чувствам. Подумать только, Филипп был взбешен, узнав, что Кароль наставляет ему рога с его собственным сыном. Вот идиот! На его месте Александр выжал бы из этой ситуации максимум удовольствия. Ведь для настоящего мужчины только это и имеет значение, остальное не в счет. Франсуаза, запыхавшись, рухнула на стул рядом с мужем, ее щеки пылали, прядь волос прилипла ко лбу. Александру показалось, что в ней появилось нечто такое, чего он раньше не замечал.
Монография о Второй мировой войне, которую Филипп поначалу взялся читать с большим интересом, вдруг в одночасье наскучила ему. Сидя на кровати и пробегая глазами страницы убористого текста, он размышлял о прошлом, о том, как быстро мирная жизнь восстала из руин. Живительная способность человечества зализывать свои душевные раны была сродни чуду. Целая пропасть пролегла между теми, кто пережил войну, и молодежью, узнающей о ней из учебников. Славные имена, трагические даты, уже почти канувшие в Лету… Все чаще Филипп отрывался от книги и останавливал свой взгляд на двери, будто ждал, что она вот-вот откроется. Впрочем, он не обманывал себя, понимая, что Кароль не зайдет сюда. Может быть, он ошибся, решив перебраться в комнату Жан-Марка? Но здесь все-таки лучше ночевать, чем в конторе. |