— Не сейчас, шеф, — ответила Махим, поднимаясь. — Мне надо пойти отобрать медицинское оборудование, которое может понадобиться. Но все равно, спасибо. — Она отсалютовала и вышла.

Пенвит покачал головой.

— Мы никогда не образумимся, а?

Гарвин выбрался из своего флаера и начал подниматься по длинной лестнице в усадьбу Миллазинов, Хилкрест. Он был уже у двери, когда до него донеслись звуки погрома. Открыв дверь, коуд услышал непристойную брань, а затем снова грохот.

— Задница! — догадался пехотинец.

Еще раз грохотнуло. Гарвин осторожно двинулся на звук разрушения и вскоре оказался посреди развалин кухни.

Язифь Миллазин созерцала то, что недавно было коммуникатором. Затем направилась к буфету, выбрала блюдо и запустила его на всю длину столовой.

— Дерьмоглоты!

— Э-хм… Я дома, дорогая, — дал о себе знать Гарвин. Она гневно глянула на него и швырнула об стену еще две тарелки.

— Сучьи дети!

— Коль скоро ты употребила множественное число, — заметил Янсма, то, смею надеяться, это не про меня.

— Не про тебя!

— Тогда можно я тебя поцелую?

Язифь поджала губы. Гарвин пробрался через останки большей части ее обеденного сервиза и поцеловал ее. Через некоторое время они оторвались друг от друга.

— Так немного получше, — признала Язифь. — Но желание проклинать все и вся у меня не пропало.

Гарвин приподнял бровь.

— Мой долбаный совет директоров, мои дважды проклятые вкладчики, мои трижды гребаные управляющие!

— На редкость представительный список.

— Они только что заявили мне, что я не могу отправиться с вами!

— Но… Ты же «Миллазин Майнинг». Я имею в виду, единственная, — проговорил он изумленно. — Ты можешь делать, что хочешь, разве не так?

— Нет. — Язифь снова начала закипать. — Нет, если это может повлиять на цену акций или доверие вкладчиков. Их генеральный директор, оказывается, за пределами системы. Может, даже в опасности и, не дай бог, его убьют! Проклятый совет в полном составе заявил, что подаст в отставку, если я отправлюсь с вами. Мол, у меня нет никакого уважения к собственной компании, если я собралась делать что-то опасное без необходимости. Мол, это работа для настоящих солдат, а не для незрелых маленьких девочек, какой они, похоже, до сих пор меня считают! Сволочи!

Очень большой хрустальный десертный поднос — коуду он даже нравился — просвистел через комнату и рассыпался радужными осколками.

— Ох, — произнес Гарвин.

— Хочешь расхреначить что-нибудь? Э… нет. — Она подозрительно на него уставилась. — Разве ты не огорчен, что я не еду?

— Конечно, конечно, огорчен, — поспешно ответил Гарвин. — Поэтому не надо метить в мою сторону. Честно, Язифь!

— Черт! Черт! Черт! — прорычала она и расплакалась.

Гарвин осторожно обнял ее снова.

— Почему они никогда не позволяют мне никаких развлечений? — прохлюпала Язифь ему в плечо.

— Я всегда думал, — проговорил Гарвин, — что по-настоящему богатые свободны.

— Никто, черт побери, не свободен, — всхлипнула миллионерша. — Кроме, разве что, мертвых.

— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Маев и, повысив голос, пропела: — Конфеты, тянучки, жвачки, шары.