— Петруша, ты? — неуверенно произнесла она.

Тот встрепенулся, поднял голову. Миг спустя бросился к решетке и радостно воскликнул:

— Зиночка!

— Петь, я… — дама замялась, покосилась на спящую в камере пьянь, на равнодушных полицейских и бесстрастных охранников — и вдруг разревелась: — Прости меня, Петруша, правильно ты вчера сказал, это из-за меня ты пить начал…

Очумевший Шашкин только и смог пробормотать:

— Да ладно, что уж там… — И затем, отгоняя от себя воспоминание о хваленой племяннице Сабли, очень искренне выдохнул: — Зин, какая же ты у меня… красивая!

— Баб Марусь, а, баб Марусь! Ну открывай, мля, уже! — коренастый байкер в красной бандане робко топтался у двери квартиры в панельной многоэтажке, то и дело шикая на шумевших за спиной приятелей.

— Хто там? — послышалось из-за двери.

— Это я, мля… Бабуля, расколдуй меня обратно, а?

Дверь распахнулась, и бабка Маруся хитро уставилась на уйбуя.

— Тыща, — деловито сообщила она.

— Рублей? — облегченно выдохнул уйбуй.

— Ха, рублёв, — усмехнулась бабка. — Долларов!

— Как? — опешил Дюпель. — Ты ж рубли брала!

— Двойной тариф, — огорошила байкера бабка. — Ежели кого ко мне насильно ведут, я денег-то, почитай, и не беру… Опосля завсегда воротятся, обратно разлечиться. Вот тогда-то я настоящую деньгу и требую. За то, штоб опять подымалась.

— Кто подымалась? — испуганно ахнули стоявшие позади Дюпеля Красные Шапки и на всякий случай отступили от своего уйбуя на шаг.

— Хто-хто, — покачала головой бабка Маруся. — Рука… Ну так чаво?

— Брильянтами возьмёшь? — грустно вздохнул Дюпель, вытягивая из-за пазухи маленькую шкатулку с драгоценностями, которую он мимоходом, пока рыскал в поисках простыней, прихватил из спальни той ужасной человки.

— А то! Заходи…