|
Почесав репу, вы снимаете крошечную лавчонку, обзываете ее «Голова в тепле» и начинаете торговать по-настоящему. Нанимаете продавщицу и двух вязальщиц, желательно вьетнамок — они самые компактные — и сажаете их в заднем помещении. Тут вас озаряет: в тон шапкам можно производить варежки, носки и шарфы. Главное — нанести на всю эту дрянь какую-нибудь броскую фразу, вроде «Paris, New York, forever, nevermore, Oh! la! la!», и тогда можно будет загнать ее подороже. У входа вешаете фотографию знаменитой актрисы, чей щенок однажды поднял лапку прямо под вашей вывеской. Просите продавщицу надеть что-нибудь покороче, а вьетнамок — потесниться: отныне их будет четверо. За окном по-прежнему бушуют метели, и это наводит вас на мысль запустить производство игривых шерстяных колготок, на которых будут вышиты мужские имена и нежные словечки. Идея обречена на успех, магазин не выдерживает наплыва покупательниц, и вы арендуете помещение по соседству. Заказы поступают со всех концов страны. Журналисты наперебой фотографируют ваш эксклюзивный товар, восклицая: «Прелестно! Восхитительно!» Между делом просят бесплатный образец для старшей дочки. Вы одариваете их вожделенными колготками, а назавтра ваш портрет красуется в прессе. Обороты растут с каждым днем, и вы нанимаете еще парочку вьетнамок, компактных до невозможности. Сажаете их в подвале — места у вас в обрез. Каждые два часа позволяете им выйти подышать, но с вычетом соответствующих минут из зарплаты. Потом приобретаете грузовик и нанимаете водителя для доставки заказов в торговые центры. Покупаете домик в Саузхемптоне и на выходные отправляетесь туда. Проклинаете пробки, воскресные пробки, это ужас, кошмар, особенно летом! Летом на дорогах творится нечто невообразимое! Эту ценную информацию вы сообщаете вьетнамкам, которые избавлены от изнуряющих вылазок за город: до городских пляжей добираться гораздо проще, чем до так называемых элитных, экологически чистых. Впрочем, вязальщицы не имеют шанса лично оценить качество общественных пляжей — они работают без выходных… но, будучи нелегалками, вынуждены верить вам на слово и делить свое скромное пространство с новыми подругами. Иначе — тут вы улыбаетесь, будто собрались пошутить, — иначе вам придется их заложить и родина вновь примет их в свои объятия. Если же они будут безропотно сносить свою долю и работать как заведенные и даже носа не казать на улицу, то, возможно, им тоже однажды улыбнется судьба, и они будут сами торговать шлемами или набедренными повязками, какая, собственно, разница, главное, что они тоже смогут добиться успеха, в погоне за которым приплыли сюда. Такова Америка, поясняете вы, закуривая сигару и наполняя едким дымом их закуток в четыре квадратных метра. В эту страну отовсюду сбегаются жаждущие успеха.
Интересно, каким образом Алан сколотил свое состояние? Небось тоже прячет в подвале вьетнамок? Или эту грязную работу проделал за него папаша? Надо же, мужик торгует колготками, а я из-за него места себе не нахожу, шурупами к полу себя прикручиваю, только бы не броситься ему на шею! Что это со мной? Я же от горя с ума сходила, ела себя поедом, но стоило Алану замаячить на горизонте, траур как рукой сняло, словно под черной вдовьей вуалеткой, случайно откинутой ветром, обнаружилась кокетливая шляпка. А причина всему — запястья с черными волосками… И прозрачные ногти… И рука у меня на затылке… И белоснежная улыбка… И могучий торс, которому всюду тесно… И огромные ноги, упершиеся в подбородок, когда такси занесло… Все мои романы начинаются одинаково — с незначительных, казалось бы, мелочей. Будто над головой у незнакомца загорается предупредительный сигнал и я уже не в силах сопротивляться. Стоило Алану окинуть меня понимающим взглядом и сводить поужинать в «Четфилдс», как жизнь вновь обрела вкус, цвет и все остальное, и я уже готова с головой погрузиться в ее бурлящий поток. |
