В один ненастный вечер Клеуфа выбралась из дома, закрыв лицо капюшоном, и, таясь, побежала к дому Динифия. Она совершенно не помнила дороги, но — вот чудо! — ноги сами принесли ее к заветному порогу. Низенькая резная дверь отворилась прежде, чем девушка успела постучать — как будто Динифий знал о ее приближении и ждал у входа.

— Это ты! — проговорил он, хватая ее за руку и втаскивая внутрь. — Хвала всем богам и демонам, ты пришла! Я ждал тебя, красавица, я ждал тебя днем и ночью, я плакал — смотри, следы слез по-прежнему остались на моем лице…

Клеуфа взглянула и ахнула: по смуглому лицу колдуна пролегли длинные беловато-розовые бороздки. Он действительно плакал, и его ядовитые слезы выжгли на коже неизгладимые следы. Заметив изумление и ужас девушки, Динифий горько усмехнулся:

— Теперь ты мне веришь?

Да, она верила ему.

Она верила ему во всем.

И когда он обнял ее и повел в свою опочивальню, Клеуфа доверилась колдуну так, как не доверялась прежде ни одному человеку на земле. Его ласки смущали и обжигали ее, ей хотелось бежать от него и в то же время она понимала, что никогда этого не сделает: жгучие прикосновения темных ладоней вносили в ее душу смятение и странную сладость. Время сделалось тягучим, неопределенным: оно то неслось вскачь, то вдруг растягивалось и каждое мгновение прилипало к губам, как сладкая жирная халва, которую так любили в женских покоях отцовского дома.

Девушка закрывала глаза, и ей казалось, будто она находится в таинственном саду, где поют птицы. Эти птицы трогали ее своими тонкими разноцветными перьями, щекотали ее бедра, прикасались к самым интимным частям ее тела, а затем огромная птица, похожая на грифа, вонзила огромный стальной клюв в ее естество, и пролила ее кровь.

Клеуфа очнулась, когда день был уже в разгаре. Она не понимала, что с ней произошло. Она находилась в каком-то саду, в окружении толстых каменных стен. Здесь не было ни входа, ни входа. Сплошные стены, поднимающиеся высоко в небо. И там, в мутной небесной синеве, горело далекое солнце. Одна из стен отбрасывала тень, и Клеуфа перебралась туда, однако вскоре солнце поднялось в зенит, и тень совершенно пропала. Жар охватил Клеуфу, он сжигал ее тело, и она поняла, что скоро умрет.

Однако шли часы, ничего не происходило, а затем как-то непонятно перед ней оказалось блюдо с водой. Клеуфа приблизила к нему иссохшие губы, и тут блюдо исчезло. Она целовала песок.

Клеуфа села, выпрямилась, огляделась по сторонам. По-прежнему никого и ничего. Она поняла, что скоро умрет.

Спустя бесконечно долгое время появились птицы. Множество птиц, и среди них — гриф с голой шеей и огромным клювом. Воспоминания минувшей ночи пришли на память Клеуфе, и она заметалась по тесному квадрату двора, стремясь скрыться от птиц. Гриф опустился на траву и превратился в мужчину с горбатым носом и смуглым лицом. Он протянул руки к девушке и улыбнулся ей белозубой, ласковой улыбкой.

— Выпей, — прошептал он, протягивая ей кувшин.

Клеуфа схватила сосуд. Он оказался настоящим, и вода в нем была тоже настоящей. Клеуфа пила долго, обливаясь и захлебываясь, она делала короткие перерывы и снова пила… Солнце тем временем скатилось за край стены, и на садик опустилась благословенная прохлада. Колдун наблюдал за ней, ласково щуря глаза.