И тогда один из них, самый старый, который давно уже не выступал, а только следил за реквизитом, сказал:

— Это нам наказание за то, что мы держали в клетке летающих мальчишек.

Но с ним никто не согласился.

А крыланы сбросили с себя черные плащи и хохотали до слез. И давняя обида, которая не давала им покоя все эти зимы, вдруг ушла из их сердец — испарилась, как будто ее и не было.

* * *

Динифий явился на свидание, едва лишь получил записку о том, что его ждут в маленькой таверне на краю города. Это была та самая таверна, где много зим назад он соблазнил Клеуфу. Некоторые злачные места оказываю» долговечнее дворцов и замков. Казалось бы, стены, сложенные из ломаных досок, грубых булыжников, не скрепленных раствором, и разного мусора, должны были рассыпаться спустя пару лет, — а вот гляди ты, латаная-перелатаная, как рубаха нищего, стоит таверна неколебимо и по-прежнему поглощает своих постояльцев, точно людоед. Сколько человек исчезло в ее чреве бесследно — никто не считал. Сколько страшных, отвратительных дел здесь обсуждалось, сколько сделок совершилось, сколько судеб было разрушено!

Конан вошел в вонючее, полутемное помещение и сразу принялся хищно тянуть носом, точно зверь в чужой берлоге. В подобных местах киммерийцу доводилось бывать не раз, и он хорошо знал, как себя вести. Вышвырнув из-за удобного столика пару чванливых жуликов и переломав ноги тому из них, кто протестовал громче, варвар развалился поудобнее и кивнул своим спутникам, чтобы те заняли место рядом.

Он велел принести ему дощечку и палочку для письма, а когда это было исполнено, поручил одному из крыланов нацарапать записку. Затем был найден мальчишка-прислужник, которому вручили записку вкупе с медной монетой и указали адрес.

И вскоре в таверне возникла величественная фигура Динифия. Никто не видел, как вошел маг. Он просто возник посреди комнаты, полной народу.

— Садись, — сказал ему киммериец без всякого почтения.

Динифий опустился на скамью и устремил на варвара тяжелый взгляд своих темных глаз. Огромный нос, похожий на клюв грифа, уставился на киммерийца.

— Будешь пить? — фамильярно осведомился Конан и, не дожидаясь ответа, рявкнул: — Хозяин, еще вина!

— Кто ты? — прошипел колдун. — Почему вмешиваешься в мое дело?

— О, а это твое дело? — изумился Конан. — А я и не знал! Я — Конан, если тебе это интересно. Эти ребята, твои сыновья, — мои приятели. У нас с ними было общее дельце. Хорошие ребята, кстати. Ты молодец. Отменно воспитал их. Ведь это ты научил их хорошо себя вести, не так ли? Привил им манеры. Как они держатся за столом, как чудно орудуют всеми этими маленькими ножичками и вилочками — ну просто хоть сейчас ко двору какого-нибудь монарха…

Конан болтал и болтал, наблюдая за Динифием ледяными синими глазами. Зонара с деланным безразличием разглядывала то колдуна, то интерьер таверну. Время от времени она опускала глаза и принималась вертеть на пальце перстень. Динифий относился к этому перстню как-то нервно — видимо, опасался, что кольцо может оказаться магическим. На самом деле кольцо было совершенно обычным, но Зонаре нравилось изображать многозначительность. Крыланы, похожие на горбатеньких старичков, одинаково моргали, поглядывая на своего могущественного и страшного отца. Динифий наконец заговорил снова, перебивая Конана:

— Зачем ты пришел?

— Обсудить с тобой участь твоих сыновей.

— Какое тебе дело до них? Спрашиваю в последний раз!

— Они мои сообщники.