Когда Энджел был в сознании, он старался держаться прямо и все время вертел головой, видимо, прислушиваясь и таким образом получая информацию об окружающем мире.

Сейчас он пребывал в летаргическом сне. По мнению одного врача из Эдема, для волнений не было абсолютно никаких оснований. Необычный организм Энджела таил в себе мощные резервы и был способен выдержать неимоверные нагрузки.

– Это твой сын? – спросил Гарри.

– Я забочусь о нем, а это одно и то же.

– Ты не похож на няньку, – заметила старуха. – Может, покачаешь меня и пощекочешь в одном месте?

Сказав это, она высунула свой длинный красный язык, чем вызвала бурю восторга у двух других женщин.

– По‑моему, ты слишком одичал, красавчик, – продолжала куражиться старуха. – Может, мне приласкать тебя?

Представив себе такую перспективу, Джаг брезгливо поморщился.

Старуха широко улыбнулась, а затем вдруг набросилась на своих товарок, осыпая их грязными ругательствами. Ее беззубая пасть извергала столь жуткий набор арабских, французских, испанских, итальянских и других словечек, что даже Кавендиш почти ничего не понял, хотя и знал несколько языков, местных диалектов и наречий.

Старый Гарри, не обращая на крики никакого внимания, сидел у огня и продолжал разглядывать Энджела.

Женщины, понукаемые старухой, вынудили Джага и Кавендиша подняться, перевели их в другое место и толкнули на кучу какого‑то тряпья.

Взглянув на приятеля, Джаг удивился: тот, устроившись поудобнее, закрыл глаза и как будто впал в прострацию. Предположив, что Кавендиш притворился спящим, чтобы исподтишка наблюдать за происходящим, Джаг решил последовать его примеру.

Прикрыв веки и оставив лишь узенькие щелочки, он замер и стал следить за действиями женщин. Самой активной была старуха. Несмотря на преклонный возраст, она без устали металась по комнате, поворачивала шампуры с мясом, часто подходила к длинной угловой плите, где стояло несколько кастрюль и чугунков. Помешивая половником содержимое этих посудин, старуха время от времени пробовала свое варево на вкус.

Дочери вели себя поспокойнее. Кристаль, застыв у осколка зеркала, прикрепленного к стене, неторопливо прихорашивалась. Другая женщина, держа в руках ружье, смотрела на пленников тупым, отрешенным взглядом.

Джаг осторожно скосил глаза на старика Гарри. Этот тип, безусловно, был странной личностью. Хотя он и являлся членом этой безумной общины, создавалось впечатление, что он здесь лишний. Сначала Джаг подумал, что Гарри близок со старухой, так как они были примерно одного возраста, но кое‑что в их поведении заставило его усомниться в верности такого предположения. Скорее всего, они просто терпели вынужденное соседство. Это угадывалось по их жестам, словам, мимике. Сожительство, видимо, имело место, но ни о сговоре, ни тем более о любви говорить не приходилось. И все же с присутствием старика следовало считаться. Лежа у камина, он то и дело машинально дотрагивался до приклада своего карабина. Застать Гарри врасплох, пожалуй, было невозможно.

Итак, ситуация складывалась довольно неблагоприятная. Вспомнив старину Патча, Джаг задумался о том, как бы тот действовал в подобной обстановке. Скорее всего, Патч вообще избежал бы незавидной участи пленника. Джаг прекрасно помнил его заповеди: "Как чумы опасайся всех, кто не похож на тебя. Обходи стороной все города, деревни и маленькие поселки. Держись подальше от скоплений людей, ничего хорошего ты от них не дождешься! Самое главное – это движение. Возьми за правило – никогда не оставаться больше двух дней на одном месте, иначе ты рискуешь к кому‑нибудь привязаться, станешь уязвимым и тогда вряд ли попадешь в рай!" Вспомнив это, Джаг невольно улыбнулся. Для старика Патча раем считалось то место, где есть красивые девочки и можно ложиться спать с уверенностью, что проснешься наутро живым.