Осторожно держа, поискал глазами упаковку.
Когда дверь резко распахнулась, я вздрогнул и выронил пластинку из рук. Поймать не успел и она хряснулась об пол, разбившись на две части.
— Ирдес!!! — глаза братца быстро и опасно наливались багровым светом.
Ой-ей! Глаза у брата светятся только в состоянии крайней ярости!
— Шон, я не хотел!!! Я послушать хотел! — заорал я в ответ.
Брат зарычал и начал неконтролируемую трансформацию. Я труп, я труп, я труп!!! Разорванный на кровавые не опознаваемые ошмётки! Мамочка!!!
Бросившись в сторону, понял, что через окно не уйти. Разворачивая крылья, сделал вид, что всё равно собираюсь прорваться к окошку и когда брат, пребывая уже во второй стадии трансформации, дёрнулся вслед за моим обманным прыжком, я ввинтился между ним и стеной, рискуя попасться в лапы или врезаться в косяк, прыгнул в дверь и полетел по лестнице вниз. Входная дверь оказалась заперта и я, не тратя времени бросился в подвал, запер ненадёжную дверку которой хватит на пару ударов. Понимая, что мне совсем конец, воспользовался единственным доступным выходом — форточкой под потолком. Моё телосложение спасло уже не в первый раз и я оказался на улице, едва успев улизнуть от сунувшейся следом когтистой чешуйчатой руки Шона. Гораздо более крупный брат не протиснулся бы в эту форточку при всём желании. Да я и сам не понимаю как пролез…
Не смея испытывать судьбу, взмыл в воздух и на полной скорости направился в сторону города. Даже если брат вздумает преследовать на крыльях, то догнать меня ему не светит — я гораздо быстрее.
Сев на одну из крыш, я почистил запачканную во время моего судорожного бегства одежду и привёл в порядок волосы. Даже собственное семейство не престаёт удивляться, как я могу летать, когда они распущены. Объяснить — не объясню! Нет, я, конечно, могу сейчас развести демагогию, пуститься в метафизические рассуждения на два часа, но объяснять всё это нудно, долго, а главное — всё равно не понятно. Скажу только, что они не лезут в глаза. Я их «приучил» не мешать в полёте. Это всё — от движения кончика пера в крыле, до наклона головы и чего-то большего, чего-то неуловимого. Вот когда от их порядка моя жизнь не зависит — постоянно попадаются под руки и вообще жутко мешают! Но в полёте или в бою — никогда.
Вид с крыши открывался изумительный. О Небо, какой красивый город!.. Интересно, какой он ночью? Наверное, ещё лучше.
Море, запах которого доносит не стихающий ветер, очень своеобразный ветер, таких я ещё не встречал, лазурное небо, зелень среди домов… Ммм, определённо, я влюбился в этот город с первого вдоха и намертво!
— Полетаем? .. — позвал меня это необычный ветер.
И что-то до боли знакомое иглой впилось в сердце чувством радости, свободы, дыханием неземной выси. Видение знакомого лица, голоса поющего мне на незнакомом языке — отблеском тени памяти…
— Да… — выдохнул я в ответ, поддавшись зову.
Стоя на самом краешке крыши, спиной к земле я раскинул руки, заворожено слушая ветер, которого раньше не знал, а может просто забыл, и легко упал спиной в бездну, доверившись зову. Когда ветер подхватил мои развёрнутые крылья и в диком танце мы полетели меж домов, то взмывая ввысь, то стопором уходя к самой земле и выворачиваясь в самый последний момент самыми немыслимыми способами избегая встречи со стенами домов, землёй, бетоном и асфальтом, я понял, что ветер здесь такой же безрассудный псих как некий Ирдес по прозвищу Крылатый.
Поднявшись в безумную высь и падая в свободном полёте к земле, я был счастлив и казалось, что я падаю в небо. О Небо! Как хорошо, что я здесь оказался!
— Останешься?.. — прошептал ветер.
— Да! — крик в ответ.
И ветер рассмеялся. Тот, кто никогда не слышал голос ветра не поймёт меня. |