Изменить размер шрифта - +
На самом деле мы используем все три метода движения. Сначала звездолет разгоняется за счет запаса топлива. Потом двигатель выключается, разгон идет за счет паруса и лазера. По достижении прямоточной скорости парус разворачивается вперед и превращается в заборный конус, а двигатель включается в прямоточном режиме. Сложнее всего торможение при прибытии в новую систему, ведь там нет лазера, а одного лишь запаса топлива и света звезды недостаточно. Приходится выполнять тормозной маневр в гравитационном поле звезды, описывая вокруг нее вытянутую петлю… Ну вот, а потом, пока идет исследование планетной системы, мы производим из местных ресурсов новое топливо и строим на околосолнечной орбите лазер, который поможет нам отправиться дальше. А заодно поможет новой экспедиции, если она прибудет сюда… а также аборигенам, если они дозреют до межзвездных полетов. Так что лийская база – не главный наш вам подарок, – улыбнулся Раджив.

«Не нам, – подумала я, – тем, кто будет после нас». Но вслух ничего не сказала и снова стала смотреть наружу. «Запоминай, – говорила я себе, – больше ты такого никогда не увидишь!» Но запоминать было нечего. Все та же сплошная чернота; лишь время от времени далеко внизу проплывали облака, подсвеченные уже оставшейся у нас за бортом Лийей, да еще реже едва различимой искоркой мерцал какой‑нибудь одинокий огонек. Потом появилось бледное голубоватое пятно, бежавшее позади нас; я поняла, что это отражение Лийи в воде. Значит, мы уже пересекли Глар‑Цу и летели над океаном…

– Если бы ты был на месте Джорджа, ты бы разрешил мне лететь с вами?

Раджив, похоже, был глубоко погружен в собственные мысли; он чуть вздрогнул, услышав мой внезапный вопрос.

– Думаю, будь я на месте Джорджа, я бы смотрел на жизнь совсем не так, как сейчас, – произнес он. – С его‑то биографией…

– А что такого было в его биографии? – заинтересовалась я.

– Он ведь рассказал тебе про Дарвиновский комитет?

– Да, и что?

– Выходит, он не сказал тебе, что был одним из его основателей?

– Вот оно что… – протянула я. – Погоди, но этого же не может быть! Это же было очень давно! Даже с учетом этого вашего сокращения времени… ведь те, в ЕЕЕ‑центрах, успели умереть от старости! А Джордж совсем не выглядит стариком!

Раджив вновь посмотрел на меня тем взглядом, что так не понравился мне несколько дней назад, – взглядом, которым здоровый смотрит на безнадежно больного.

– Меня когда‑нибудь все‑таки накажут за мой болтливый язык, – вздохнул он. – Джордж не сказал тебе, и никто не сказал… и правильно сделали. Но что делать, я не Джордж, я вырос в мире, где не принято иметь секреты… Свобода информации – одна из базовых ценностей. Теперь уж придется договаривать до конца. Нанотехнологии – это почти абсолютная власть над материей, Эйольта. В том числе – и над материей наших тел.

– Ты хочешь сказать, что вы бессмертны?! – прервала я это затянутое вступление.

– Да, – просто ответил он. – Нанохилеры именно это и обеспечивают. Технология была разработана в первые годы после Последней Войны. Но держалась в секрете, пока последний гедонист не занял свое место в биостате. Гнавшиеся за пожизненным блаженством не знали, от чего они на самом деле отказываются. Впрочем, многие из них полезли бы в ванны, даже если бы знали. Ты удивишься, Эйольта, сколько людей не хотели бессмертия. Не только из‑за религиозных заморочек – основный аргумент был: «но это же от скуки с ума сойдешь!» Перед ними – целая бесконечная Вселенная со всеми ее чудесами, а им, видите ли, скучно! Гедонисты, что с них взять…

– Сколько же Джорджу на самом деле лет? Выглядит он на сорок.

Быстрый переход