- Вот что, ангел, - сказал Федя, - если ты такой уж застрельщик летателей, дан хоть примерить крылья...

Степан нравился нам тем, что абсолютно не умел отказывать в просьбах. Его генератор ароматов побывал на вечеринках всех факультетов, а на подводном мотоцикле и сейчас бороздят его приятели дно Москвы-реки. Но на этот раз последовал робкий отказ:

- Видишь ли, я бы дал тебе эту штуку, но ты собьешь мне настройку, понимаешь?

- Не понимаю, - ответил Федя.

- У каждого своя система биотоков, и машину нужно к ней приноровить, приладить. Это дается тренировкой: машина сама помаленьку настраивается. И всякий новый хозяин вынужден заново настраивать крылья. Вы же знаете, братки, что моя модель старая, тренировки с ней уйма.

- Зачем же ты взял ее, такую плохую?

- Какую дали.

Галя говорила потом, что Степан здесь скромничал и недоговаривал. Ему будто бы предложили архиновейшую модель. Он же предпочел старую, чтобы лучше натренировать себя и легче приспосабливаться к усовершенствованным машинам, если это понадобится.

Шли дни. Энтузиаст летания целиком отдался своему увлечению - думал только о крыльях, ходил всюду с ними, даже на ночь оставлял их на себе, приучившись спать на животе.

Итог получился плачевный: тройка по звездной динамике и несданный зачет по теории нейтрино.

Провал зачета произошел при довольно нелепых обстоятельствах. Степан явился в аудиторию по обыкновению крылатым. Получив задание, он разнервничался, и это привело к неожиданному результату: крылья вышли из повиновения, да так, что он и сам не заметил. Сначала тихонько развернулось правое, и уткнулось в лицо одной студентки. Не поняв, в чем дело, та подняла крик. Степан растерялся - и тут же потерял управление над левым крылом. Оно пронеслось на волосок от уха остолбеневшей старушки-преподавательницы.

Целую минуту длился бунт крыльев. Невозможно было без хохота смотреть, как незадачливый летатель пытался восстановить растерянную систему биотоков. К счастью, все окончилось относительно благополучно, если не считать опрокинутой чернильницы. Виновник происшествия был, конечно, удален с зачета.

Вскоре как карающий меч нагрянуло курсовое бюро.

Первым выступил наш аккуратный, строгий, знающий во всем границу умница-секретарь. Он потребовал от новоявленного кандидата в летатели прекращения безобразий, поднял вопрос об отправке письма в клуб "Живые крылья" с просьбой до летних каникул изъять у Степана крылья и воздействовать на него по спортивной линии. Потом встал Федя Артюхов и поддержал секретаря.

Обстановка складывалась серьезная. Отнять у Степы заветную игрушку, пожалуй, было бы слишком жестоко. И когда его пригласили высказаться, все ждали, что он будет просить о помиловании. Куда там! Он заговорил совсем о другом - о координации волевых усилий, о переформировании функций двигательных центров мозга. Вдавшись неожиданно в палеонтологию, начал доказывать, что в каменноугольный период предки человека были "почти" летающими ящерами.

- Стало быть, - вещал Степан, - у нас остались следы забытых рефлексов полета. И они должны быть воскрешены!..

Все это было совсем не на тему, но звучало небезынтересно. Мы слушали, развесив уши. Оратор понял это и разошелся. Под конец он опять стал уговаривать ребят завести в нашем спортклубе секцию летателей.

Предложение, понятно, признали несвоевременным. А когда Степану снова задали строгие вопросы о его учении и неугомонных дебоширах-крыльях, он ответил:

- Непроизвольных движений машины больше не будет. Первая фаза тренировки закончена. Тренер клуба разрешил мне надевать на крылья резиновые пояса. А учебные дела обещаю подогнать за месяц.