— Да, юный Петер, — с улыбкой произнесла она. — Он здесь, но в данный момент он осматривает крепость вместе с Николой. Скоро они вернутся. Могу ли я предложить вам что-нибудь поесть?

— Нет, благодарю, я только что поел.

— Тогда я знаю, чем мы займемся! Мы тоже осмотрим крепость! Может быть, мы встретим их, хотя крепость довольно большая. Это мое любимое занятие, рассказывать о здешней старине, а гости у нас бывают редко.

Доверительно взяв его под руку, она повела его в соседнюю комнату. Хейке заметил исходящую от нее чувственность. Этот чувственный поток был необычайно сильным, во всяком случае, так казалось ему, не имевшему до этого дела с женщинами.

На ходу Феодора рассказывала ему о крепости. Она прочитала ему целую лекцию о бесноватом Богдане, который расправился со своими недругами, сидя верхом на коне. О свадебном платье Ансиолы, о Борисе — воеводе, спасшем Ардеал от турок, и о его четырех женах, готовых при малейшем удобном случае выцарапать друг другу глаза. И о тех двух братьях, которые были обезглавлены турками в Мохаче в 1526 году…

— Вы, как я понял, сами из рода воеводы, — учтиво сказал Хейке, с восхищением рассматривая свадебное платье Ансиолы.

Коснувшись тонкого шелка, Феодора с грустью произнесла:

— Да, это так. Мой отец был последним воеводой в этом славном роду.

Хейке не видел ничего славного в том, чтобы рубить головы сидящим за столом людям или запирать жен в тесные комнаты.

— Как же удается сохранить в целости и сохранности свадебное платье Ансиолы на протяжении многих столетий? — удивленно спросил он.

— Потому что это платье неописуемо прекрасно, — уклончиво ответила Феодора, — и потому, что она поклялась не надевать это платье до свадьбы, да и потом, как я уже говорила, никто к нему не прикасался.

Хейке кивнул.

— Судя по вашему рассказу, она должна была быть очень привлекательной девушкой. Как могло случиться, что жених изменил ей?

— Ах, вы же знаете, как прихотлива любовь в своих капризах. Временами любовь выбирает совершенно ничтожных персон, вроде новой возлюбленной ее нареченного: та не шла ни в какое сравнение с Ансиолой. Впрочем, у нее была одна слабость…

Она замолчала, решив, видимо, что сказала лишнее.

Желтые глаза Хейке с вызовом смотрели на княгиню.

— Какая же слабость? — спросил он.

— Ах, нет, ничего… — сказала Феодора, махнув рукой и отворачиваясь. — Слишком явное желание быть любимой. Но иногда это отпугивало людей… А вот, взгляните, это княжеская корона моего отца. Видите, сколько здесь драгоценных камней? Один только этот рубин стоит теперь целого состояния…

— В самом деле, — без всякого интереса произнес Хейке.

Что ему говорил о княгине Жено? Что она помешана на мужчинах?

Да, ее манера вести себя с ним, добродушным и неопытным Хейке, наводила на мысли об этом.

Но ее слова об Ансиоле… «Слишком явное желание быть любимой». Он знал, что слово «любить» имеет два значения. Одно из них имело чувственно-духовный смысл, другое — более конкретный, земной.

Помешана на мужчинах — это означало желание быть любимой в постели. Разве не так?

А что, если это относилось к ней самой?

Идя вслед за Феодорой, Хейке чувствовал озноб, словно по телу его ползла какая-то холодная рептилия. Ее бедра были вызывающе округлыми под темным, великолепно сидящим на ней шелковым платьем, тяжелый узел волос на затылке скрывал тонкую, белую, обольстительную шею. Он подумал, что волосы, если их распустить, достанут ей почти до щиколоток, и впервые в жизни Хейке узнал, что такое эротическое влечение.