— А вот ночь, Ахдио, была плохой. Я убил пучеглазого.
Зип удивленно заморгал, потом, ухмыльнувшись, многозначительно посмотрел на Каму, вернувшую ему такой же взгляд.
— Для Санктуария это хорошая ночь! — с воодушевлением произнес Зип.
— Пучеглазый? — спросил Ахдио. — Кажется, я не знаю его.
Или ее?
— Пучеглазый, — раздельно сказал Ганс, не мигая глядя на трактирщика.
— А! — снова улыбнулся Ахдио. — Одну из этих жаб! Это хорошая ночь для нас всех! Принесу еще пива. Три кружки самого лучшего — за мой счет.
Шедоуспан кивнул, его губы вновь поползли в улыбке. Трактирщик направился к стойке. Когда он проходил мимо одного из посетителей, тот протянул руку и тотчас же отдернул ее, дуя на кончики пальцев, мгновенно лишившихся кожи. Кольчуга Ахдио из сплетенных впятеро и расклепанных колец была настоящей.
— Дерьмо! — выругался посетитель.
— Уже несу, — бросил в ответ Ахдио.
Среди всеобщего смеха Зип склонился вперед.
— Как это случилось, Ганс?
(Он держал руки подальше от пива, заказанного Гансом. Шедоуспан не был убийцей, вел спокойную жизнь, имел в последнее время множество любовниц, и, судя по всему, его жажда в этот вечер была искренней.).
Ганс, казалось, пытался расслабиться. Его плечи заметно опустились, он чуть глубже уселся на круглом стуле.
— Это.., существо остановило меня. Понимаете, словно хозяин города? Надменное, самоуверенное, ждущее, что я буду пресмыкаться червем у его ног. Когда я не сделал этого, оно стало хамить. Я некоторое время терпел это, потому что торопился на встречу с вами. Но оно не унималось. Не могло понять, почему я молчу, когда должен бы лизать ему ноги. Наглело все больше и больше. Когда же мне это надоело, я вежливо спросил: кто был рыбой, его папа или мама. Оно восприняло это как оскорбление — одному Ильсу известно почему — и потянулось за оружием.
Он замолчал; собеседники удивленно смотрели на него. Заметив, что кружка Камы уже тоже пуста, Ганс спросил:
— «Не будешь?» — и, взяв кружку Зипа, залпом осушил и ее.
«Замечательная завязка для драмы, — подумала Кама. — Ранканская женщина-воин, переодетая мужчиной, в дерьмовой таверне среди илсигов». Она спросила:
— А что было потом, Ганс?
Тот свободно подался вперед, уперев локти в стол.
— Джес, не пугайся, когда я прикоснусь к твоему левому плечу.
Кама/Джес непонимающе уставилась на вора.
— Ну, хорошо… — начала было она и увидела стремительное движение, ощутив прикосновение к левому плечу, но вот Ганс уже вновь сидит, поставив локти на стол и глядя на нее безучастными глазами цвета дна колодца в безлунную ночь. — Ты… — она осеклась, заметив, что повысила голос. Сглотнув, как можно спокойнее она продолжила:
— Я.., поняла. Ты очень быстр.
Зип деланно рассмеялся. Как и Ахдио, поставивший на стол еще три кружки.
— Ты ранканка, — сказал Ганс так тихо, что услышала только Джес/Кама. Она кивнула, пораженная.
— Ты действительно сегодня завалил одного из них, Ганс?
Шедоуспан кивнул:
— На Набережной, Ахдио, тремя дверями ниже улицы Запахов.
Улыбка Ахдио была искренней.
— Вот это мне по душе. Но как? Извини, но я хочу знать подробности. Может, расскажешь?
— Оно напало, — лениво потянувшись, Ганс похлопал по кожаному с медными заклепками наручу на правом бицепсе. — В глаз. В правый глаз. А кровь вытер о его тунику.
Ахдио сиял. |