А Настя ещё и вцепилась в него тогда, её от страха трясло. Как он мог её предать? Вот только не сказал, что за прошедший месяц почти забыл о ней. Просто потому, что был уверен — никогда они больше не встретятся. А если и встретятся, то уже повзрослеют к тому времени и лишь посмеются над своими юношескими приключениями. И о той ночи вспомнят с улыбкой и, возможно, с удовольствием. Да, если бы он тогда не пришёл к ней прощаться… Не было бы ребёнка, не было бы Насти в его жизни. Неправда, что он совсем её забыл. Воспоминания о ней горячили кровь, но это была не влюблённость, это был чисто мужской интерес, и Сергей отдавал себе отчёт в том, что если бы Настя жила в Москве, он бы предпринял не одну попытку, чтобы ещё раз, а может и не раз, с ней встретиться. Чтобы всё повторить. Но Настя была далеко, и смысла думать и мечтать не было, вот он и стал забывать. А когда она огорошила его своей новостью, даже пожалел, что телефон ей всё же оставил. Зачем оставил? Тогда не мог себе объяснить этого поступка, и после тоже. Но когда приехал, увидел её: глаза перепуганные, губы белые, как ему показалось, осунувшуюся, влечение неожиданно поднялось откуда-то изнутри, что было странно, если вспомнить о том, в каком состоянии он её застал. Но у него никогда до этого не было рыжих. И, чёрт возьми, это отчего-то сводило с ума. Её волосы, её веснушки, милый носик, и глаза зелёные, яркие, опушённые густыми, тёмными ресницами. И глаза эти смотрели на него с мольбой. Маркелов тут же всё вспомнил. Как целый месяц спать спокойно не мог, чувствуя непомерной силы влечение к чужой, незнакомой девушке. Которая не смотрит в его сторону и любит непонятного, ничем не примечательного дворового пацана. Ждёт его, любит, оправдывает и верит ему, что казалось Сергею абсолютно глупым. Он точно знал, что верить Аверину не стоит. Не то чтобы он его судил или не понимал его, как мужик мужика, но Настина беззаветная вера в него, отчего-то раздражала. Он сам смотрел на неё, чувствуя, насколько сильно его к ней тянет, видел, как она Аверина за руку держит, и впадал в глухое раздражение. Но в то же время понимал, насколько он не прав. Он её хочет, но кто сказал, что имеет право влезать в чужие отношения, объяснять что-то, учить жизни?

Не удержался, влез. В награду получил потрясающий секс, чего признаться не ожидал, в том смысле, что настолько впечатлится; рыжеволосую девушку в свою постель, ответившую на его страсть со всем огнём, что в ней был; ободряющую трезвость суждений при расставании, чему можно было только порадоваться, а потом новость о беременности и его вине в этом. И как, после всего этого, он мог оставить её там, на растерзание любопытствующим соседям и бывшим друзьям? Тем более не одну, а с его ребёнком? Ребёнок-то не виноват в том, что они всё-таки заигрались и забыли подумать о последствиях. Но в тот момент, на диване в Настиной комнате, было абсолютно наплевать, как очередная вспышка страсти может повлиять на их дальнейшую жизнь. И хоть Настя себя виноватой в случившемся считала, Сергей об этом знал, он с себя ответственности не снимал. Хоть он и пытался, но вряд ли сумел бы остановиться. Он так её хотел в тот момент, в последний день, в последний раз… А теперь она принадлежит ему, на что он, правда, совсем не рассчитывал. Почти жена, почти мать его ребёнка.

Это было так странно — Настя Солнцева в его комнате, в его постели.

Он дышал ей в лицо, разглядывал веснушки на её переносице, потом голову опустил, прижался губами к её ключице. Настя пыталась справиться с дыханием, и выглядела немного смущённой.