В камере с нее сняли наручники и даже дали воды напиться. Когда дверь закрылась, Бандеролька опустилась на матрас и закрыла глаза. Губы зудели, глаз и ухо чесались – подживали, а ногу покалывало.

И все было бы ничего, если бы не перспектива скорой смерти.

Согласиться на предложение Командора? Ни за что! Перед Бандеролькой просто не мог стоять такой выбор.

Значит – смерть.

Прийти на помощь некому: Контейнер с друзьями в Крыму, Верховцев – неизвестно где, а Кайсанбек Аланович и Телеграф – в соседних камерах. Интересно, допрашивали ли Телеграфа? Предложили ли предать дело всей жизни?

И не только – своей жизни. Согласиться на сотрудничество с Последним Легионом – не просто предать все, во что верил, саму суть своего существования, это значит – стать убийцей. Пусть не своими руками. Пусть просто помогать… У подлости нет и не может быть оправдания. Если ты поддерживаешь мразь, разрушающую мир, отбрасывающую его обратно в пучину ненависти и войны, если ты поддерживаешь подлеца, растаптывающего ростки нового, лучшего – ты становишься убийцей. Все просто, очень просто, нужно только слушать совесть, ее тихий, настырный голос – голос твоего сердца. Нужно просто верить в то, что видишь, верить себе, верить своим глазам.

И постоянно спрашивать себя: а что, если ошибаюсь?

Как только этот вопрос перестает звучать, как только ты приобретаешь каменную твердость прижизненного памятника и принимаешься изрыгать истины, как только цель становится прямой и ясной, и не важно, через сколько жизней кровавой дорожкой протянется твой путь, – ты умер как человек.

Ведь человек – не двуногое, прямоходящее, лишенное крыльев. У человека есть право выбора. Всегда. Свобода совести – всегда. Если с любым режимом надо соглашаться лишь для того, чтобы выжить – это плохой режим и дурное согласие. Если раз за разом убеждать себя «не высовываться», «не обсуждать», быть как все – ты растворишься в лупоглазой массе фанатиков.

Лучше уж честная физическая гибель.

Контейнер в Крыму, и Контейнер действует. Наверное, он уже узнал о том, что Человек в Серебряной Маске был послан на остров Последним Легионом, чтобы уничтожить листонош и перессорить города. И думающих, чувствующих – тысячи. Всех не передавить, Командор не вечен. Когда-нибудь придет его черед умирать, и не заберет он с собой ни выдуманное величие, ни богатство, ни соратников.

Спать в последнюю ночь жизни было глупо, но организм, восстанавливаясь, требовал своего, и Бандеролька задремала.

На этот раз сновидение было лишено всякого символизма.

Бандеролька увидела группу Верховцева, подкрадывающуюся к логову Последнего Легиона. Вот залегли в расщелине между холмами, откуда виден прекрасно охраняемый вход – четверо солдат, ворота. Совещаются. Вот Марика стягивает защитный комбинезон и остается в черных лосинах и черной майке. Распускает волосы. Взбивает их обеими руками.

«Сумасшедшая, – подумала Бандеролька, – дозу словит, лечись потом… Хотя, это же сон. Во сне можно».

Марика с поднятыми руками вышла к блокпосту. Охранники натурально офигели: высунулись и подались вперед. Бандерольке не слышно было, что говорит Марика, но это же сон, и можно увеличить громкость:

– …я из Минска. Со станции Нияга. Меня поймали бандиты с Петровщины, отняли защиту.

– Ну-ка стой, где стоишь. Знаем мы таких.

– Ма-альчики, – заныла Марика очень натурально, – я же с каждой секундой дозу ловлю! У меня же во-олосы выпадут! Ну помогите, вы такие сильные, такие ловкие! Неужели не поможете?! Посмотрите, – она провела по бедрам, по груди ладонями, – я же безоружна, так что же вы, мальчики?!

В Марике, безусловно, пропадал актерский талант.