Человек стоял неподвижно, глядя на Савла.

В тускло освещенной камере почти ничего не было видно. Как будто при луне, которая обрисовывает только силуэты. Тьма в глазах, острый нос и тонкий рот.

Тени опутали лицо паутиной. Человек был высок, но не слишком. Плечи напряжены и выставлены вперед, как будто он шел против сильного ветра. Смутно видимое лицо оказалось худым и морщинистым, темные длинные волосы нечесаными лохмами спадали на узкие плечи. Поверх неопрятной темной одежды наброшен бесформенный грязно-серый плащ. Руки человек сунул в карманы, голову наклонил и исподлобья смотрел на Савла.

В камере запахло мокрой шерстью и помойкой. Человек не шевелился.

– Тебя никто не тронет.

Савл дернулся. Он еле видел движение губ, но громкий шепот эхом прокатился в голове, как будто губы эти были в дюйме от его уха. Он не сразу осознал услышанное.

– О чем вы? Кто вы такой?

– Ты в безопасности. Тебя никто не тронет. – Лондонский выговор, резкий, утробный шепот прямо в ухо. – Я хочу, чтобы ты понял, зачем здесь оказался.

У Савла опять кружилась голова. Он сглотнул слюну, которая вдруг сделалась густой. Он не понимал, что происходит. Совсем не понимал.

– Кто вы? – прошипел он. – Вы из полиции? Где Кроули?

Человек дернул головой – то ли отрицание, то ли удивление, то ли насмешка.

– Как вы сюда попали?

– На цыпочках прокрался мимо мальчиков в синем. Проскользнул мимо идиота за стойкой и пробрался к твоей маленькой странной комнатке. Ты знаешь, почему ты здесь?

Савл молча кивнул.

– Они…

– Полиция считает, что ты убил своего папашку. Но ты не убивал. Я-то знаю. Тебе долго придется им это доказывать, но я тебе и так верю.

Савла трясло. Он сел на койку. От его гостя невыносимо воняло. Голос продолжил:

– Я наблюдал за тобой. Приглядывал. Нам есть о чем поговорить, знаешь ли. Я могу… оказать тебе услугу.

Савл ничего не понимал. Он что, попал в автомобильную аварию? Поехал крышей, перепил? Воздух натянулся, как тетива. Откуда этот человек знает об отце?

– Не знаю, что ты за хрен, – медленно сказал он, – и как сюда попал…

– Ты не понимаешь, – шепот стал резче, – слушай, парень. Мы сейчас не в этом мире. Нет больше людей и всяких людских штучек. Посмотри на себя, – голос дрогнул от отвращения, – сидишь тут в чужих шмотках, как урод, ждешь встречи с господом. Думаешь, кого-нибудь интересует, что случилось? Да тебя просто здесь сгноят, идиот! – Он надолго замолчал. – И тут появляюсь я, хренов ангел милосердия. Я могу тебе помочь, говно вопрос. Я тут живу, ясно? Это мой город. Да, он очень похож на твой и их, но ничего общего у них нет. Я хожу где хочу. А сейчас я хочу сказать тебе, что это теперь и твой город тоже. Добро пожаловать.

Голос заполнил камеру, не оставляя Савлу ни пространства, ни времени на рассуждения. Человек приближался, все так же оставаясь в тени. Он двигался маленькими рывками, ссутулив плечи, дергался то в одну сторону, то в другую, двигался одновременно напористо и воровато.

Савл сглотнул. Голова кружилась, во рту пересохло. Попытался сплюнуть. Воздух был сухим и таким плотным, что скрип дверных петель так и не смог замолкнуть до конца. Савл не мог думать. Он просто слушал.

Вонючий призрак вышел на слабый свет. Грязный плащ распахнулся, и Савл разглядел такую же серую рубашку, украшенную рядами черных стрелок, направленных вверх. Каторжный шик какой-то.

Не расправляя плечи, человек гордо поднял голову.

– Я знаю Рим как свои пять пальцев. Я знаю Париж, и Берлин, и Каир, и много других городов, но Лондон я люблю больше других, и так было всегда.