– Клад? – насмешливо переспросил Тайкен. – Хе… это ты здорово сказал. Наверно, думал долго. Ну откуда в старом форте кладу взяться, а?

    – А вдруг? – запальчиво возразил напарник. – Может, во время войны какой-нибудь маг, ну или просто миллионер, взял, да и задумал свои богатства в надежное место упрятать.

    – Так и видю чудную картину, – Тай засунул большие пальцы за пояс и выпятил губу, явно подражая старшему капралу Хавьера, личности для обоих друзей легендарной – в смысле, не виданной живьем, но преотлично знакомой по рассказам старшего брата Тайкена. – Миллионер, значит, вскакивает среди ночи, сломя голову несется в банк. По дороге, значит, вызванивает тана директора, ну чтобы тот подвальное хранилище отпер, и заклинателя, охранную сетку снять. Забирает, значит, из личного сейфа шкатулки-шмутулки всякие, прикатывает сюда и спрашивает, значит, у шторм-полковника Гойница: «Тан комендант, не положите ли мой ящичек в артпогреб?»

    Нюр обиженно уставился на коленки напарника. Точно такие же, как и его собственные, за вычетом светлой на фоне загара полоски кожи – памятки о недавней встрече со скатом-бородачом.

    – Ну мало ли… всякое бывало.

    – Упрямый маленький кельбр, вот кто ты есть. Просто не хочешь признать, что я в очередной раз прав и никакого клада здесь быть не может!

    – Может! Ладно, пусть не миллионер… а хотя б и ящик с казной! Тут же народу много было и всем наверняка жалование полагалось.

    – Наверняка, – кивнул Тай. – Только платили его купюрами, бумажками то есть. И бумажки эти в морской воде давно уже в пыль растворились.

    – А они в броневом ящике, вот! И под заклятьем!

    – И потом, – усмехаясь, добавил Тайкен, – вспомни, что старая тана Кериоза рассказывала. После войны этими деньгами только что улицы не мостили – кто на стены клеил вместо обоев, кто прикуривал… инфляция, слышал такое слово?

    В поисках аргументов Нюр принялся озираться по сторонам.

    – Тай, смотри! – радостно воскликнул он. – Солнце уже во второй четверти, а мы тут языки натираем. Так дождемся, что плыть в полдень придется, в самое огнепекло.

    И, не дожидаясь ответа друга, запрыгал вниз по щербатой лестнице.

    Его напарник, продолжая посмеиваться, наклонился, поднял с растрескавшегося бетона сумку и неторопливо зашагал следом.

    Они прошли мимо массивных куполов бронебашен, слепо нацеливших вдаль ржавые хоботы орудийных стволов – кроме одной, словно консервная банка вскрытой «радужной молнией». Мимо зенитного дворика – отсюда пушки вывезли, оставив лишь заделанные в основание площадки полущиты. Мимо воронки-звезды – следа прорвавшегося пикировщика, исчеркавшего бетон осколками сверхтяжелой фугаски. Мимо «дамских шляпок» пулеметных дотов внешнего пояса. Мимо ежей, между которыми кое-где по-прежнему виднелись ржавые космы колючей проволоки.

    За ежами старый форт кончался и начинался форт древний – заросший травой и пальмами. Его близнец на другом берегу бухты сохранился не в пример лучше – туда возили туристов и по торжественным дням старинные чугунные «длинные рыла» весело плевали тугими белыми облачками холостых залпов в иллюзорные стаи парусников.

    Этому же – не повезло. Сначала его заслонил от города новый форт, а потом и новый стал старым, переуступив свою заботу ревущим в небесах самолетам, прикрытым камуфляжными сетями ракетным пусковым, и еще кое-чему, до жути секретному, притаившемуся до поры под многослойной бронированной скорлупой и «туманными щитами» контрзаклятий.