У калитки ждала со свечой Прасковья.

— Сюда, батюшка, сюда… — повторяла она, как будто отец Василий впервые был у Петровых.

— В спальне, что ли? — спросил священник.

— Да, батюшка, да…

Он взошел по лестнице и встал в дверях.

— Отойди-ка, Аксюша, — попросил стоявшую перед постелью на коленях женщину. Она испуганно взглянула на строгого батюшку.

— Надо, Аксюшенька, — обратилась к ней из-за плеча священника Прасковья. — Не ровен час… а я уж Дашу к аптекарю послала с бумажкой…

Аксюша затрясла головой. Всем видом она давала понять — ни за что не отойдет от мужа, хоть при ней исповедуй.

Он уже был раздет, лежал под одеялом, а нарядный его кафтан, и зеленый камзол, и красные штаны, и белые чулки с башмаками — все это было брошено в углу, жалкое, как скомканные крылышки случайно прихлопнутого мотылька.

Мокрыми салфетками Анета и Аксюша спереди стерли пудру с волос Андрея Федоровича, и теперь стало видно, что они — темно-русые, завитые букли распрямились, и длинные пряди раскинулись на подушке, заползли на шею.

— Ну-ка, встань, сударыня, — приказал отец Василий. — Потом хоть до утра с ним сиди, а сейчас — пусти!

Прасковья, поставив свечу на уборный столик, наклонилась и силой подняла хозяйку.

— Веди ее прочь, — отец Василий шагнул трижды и навис над Андреем Петровичем. — Давно он без памяти?

— Таким и привезли, — ответила Прасковья.

Батюшка склонился над ним, замер, склонился еще ниже. Выпрямился.

— Веди, веди ее прочь!

То ли голос отца Василия невольно дрогнул, то ли Аксюшу осенило — но она кинулась к Андрею Федоровичу, распласталась по широкой постели, обхватила его руками и прижалась щекой к груди.

— Нет, нет! — заговорила она неожиданно громким и внятным голосом. — Сейчас Даша лекарство принесет! Отойдите, не троньте его!

Отец Василий поглядел на Прасковью и покачал головой.

— Твоя воля, Господи… Опоздали…

— Нет, нет, — продолжала утверждать Аксюша. — Какой вздор вы твердите, батюшка? Какой вздор? Сейчас принесут лекарство!

Отец Василий опять наклонился над постелью и неловко погладил женщину по голове.

— Встань, Аксюшенька, нехорошо. Пойдем, помолимся вместе…

— Я вам, батюшка, молебны закажу, сколько нужно, во здравие, Богородице, целителю Пантелеймону, всем угодникам! Господь не попустит, чтобы он умер! Это только злодеи помирают без покаяния! — убежденно воскликнула Аксюша. — Разве мой Андрюшенька таков? Да назовите, кто лучше него, кто добрее него?!

И вдруг вспомнила, отшатнулась от мертвого мужа, протянула к нему тонкую руку с дрожащими пальцами:

— Разве он — грешен? — спросила неуверенно. — Нет же, нет, он меня любит, он не мог!

Отец Василий поглядел на Прасковью — теперь уж он решительно не понимал, о чем речь.

Но Прасковья не пожелала объяснять, что умирающего хозяина привезла в карете всем известная театральная девка Анютка.

— Обмыть сразу же нужно новопреставленного, — сказал отец Василий, — на полу, у порога, трижды. Поди, поставь воду греть. Соломы охапку принеси — подстелить.

Прасковья кивнула, но с места не сдвинулась.

Священник не знал, чем бы еще помочь потерявшим всякое соображение женщинам.