Катя перекрестилась. И, конечно же, покойницу Аксюшу не помянула, не до того ей было. Но ангел ощутил, что делалось в ее душе.

Он хотел было сказать Андрею Федоровичу, что его хитромудрый замысел бесполезен, но воздержался. Час еще не настал. Хотя был близок…

— Андрей Федорович, возьми калачик!

— У меня возьми!

— Не обидь, Андрей Федорович!

Торговцы словно взбесились — наперебой совали товар. И заглядывали в глаза с надеждой. Эта надежда-то и смущала Андрея Федоровича, он не совсем понимал, ради чего такая щедрость. Еще больше она смущала ангела, который все прекрасно понимал, но, увы, был почти бессилен. Его крылья сделались совсем бесперы и прозрачны.

Вся рыночная братия приметила — у кого Андрей Федорович изволит взять съестное, тому весь день выдастся везучий, и покупатель валом повалит, и мелкое ворье обходить за три версты станет.

А уж у кого откажется взять…

Был случай — Андрей Федорович даже руками на почтенного человека замахал:

— Ты детей своих сперва накорми!

И точно — все знали, что этому купцу дворовая девка двойню родила, а он ее вместе с детьми и сбыл с рук, куда — неведомо.

Остановившись от криков, Андрей Федорович слабо улыбнулся — не обессудьте, мол, люди добрые, всех ваших заедок одному человеку не осилить. Он взял калач поменьше и пошел себе прочь, продолжая молитву.

— Повезло тебе, Иваныч!

— Ну, готовь кошель!

Ангел, следовавший за Андреем Федоровичем, как привязанный, глазами в затылок, обернулся и перекрестил Иваныча. Незримо и безнадежно, однако — как знать…

К вечеру, когда Андрей Федорович опять шел Сытным рынком, подошла к нему женщина.

— Сделай такую милость, прими…

И протянула яблоко.

— Иваныч-то как расторговался! И мне помоги, батюшка мой…

Андрей Федорович взял яблоко.

Это было не то, чего он хотел. А хотел он царя на коне, чтобы сразу же его кому-то отдать — еще более нуждающемуся в помощи. И его мысль тут же была уловлена ангелом.

И показалось бедняжке-ангелу, что Знак ему только примерещился, что просто он очень хотел Знака — вот и почудилось, будто избавление уже близко!..

Тяжек был ему земной, да еще и своевольно выбранный путь. Но бросить Андрея Федоровича он не мог. Не потому, что тот бы без него пропал, — нет! Люди уже привыкли к юродивой, уже подавали ей щедро и от души, уже числили за ней многие чудеса. Нет, не пропал бы Андрей Федорович даже самой лютой зимой! Другое беспокоило ангела — несколько стершееся с годами бешеное упрямство подопечного, его кроткий и грозный бунт, выстроенный на ошибке! Если бы Андрей Федорович покарал ту или тех, кого считал виновниками беды, да и опомнился — он хоть знал бы, что сотворил грех и этот грех нужно замолить. Но он карал сам себя — и тут уж остановить его было невозможно…

Неся большое румяное яблоко, Андрей Федорович шел и привычно бормотал. Вдруг остановился. Остановился и ангел. Проследив взгляд подопечного, он все понял.

По другой стороне улицы шел молодой человек в зеленом кафтане, роста не богатырского, но стройный и подвижный. Походка у него была стремительная, и при этом — на устах полуулыбка. Многие девицы оборачивались на юношу, женщины в годах — и те невольно улыбались, бескорыстно радуясь его красоте. А была ли и красота-то? Смелый, живой взгляд темных глаз, черные брови домиком, та удивительная гармония черт, которую ни за что не сочинить воспитанному на античных мраморах живописцу — потому-то они и норовят срисовывать нас, грешных…

Ангел уже достаточно знал историю превращения Андрея Федоровича, чтобы мысль, у него возникшая, оформилась не словесно, а образно.