— Стойте, где стоите.
Теперь он сжимал в руке черный металлический предмет, который Николя не сразу узнал. Потому что впервые видел его вблизи.
— Это у вас револьвер?
— …
Совсем маленький револьвер, не страшнее детской игрушки. Совершенно нечего бояться. Николя старался сохранить достоинство. Алкоголь продолжал поддерживать огонь в мозгу. Была ли это усталость или мутная пелена, которую между ним и реальностью соткала водка? Он все еще не испугался. Все это было так нереально. Бессмысленно.
— Я устал, — сказал он. — Мне хочется исчезнуть. Чтобы меня не видели. Я хочу вырваться из этой обстановки. Пропустите меня, и обещаю вам, что обо мне больше никто не услышит. Я сяду в самолет, летящий в неведомые страны, и не вернусь. Оставьте меня в покое.
— Первыми исчезли друзья. Жену я тоже не смог удерживать долго. Пришлось продать все, что можно было продать. Чаще всего всплывало слово «депрессия». Для врачей упадок сил ничего не значит. А депрессию они готовы лечить.
— Они правы. Депрессия лечится.
— Я не был готов к тому, что все кончится так быстро. Дети могут выкрутиться сами, я чувствовал себя полным сил. Я из тех, что всю жизнь работает, я никогда не занимался ничем больше. Так могло продолжаться еще десять или пятнадцать лет. Но мне объяснили, что я не годен к повторному использованию. Как и большинство отбросов.
— Уберите револьвер, и пойдем куда-нибудь, поговорим спокойно.
— Сначала я думал, что это все деньги, уровень жизни, но на самом деле это не так важно, я могу без этого обойтись, но без работы у меня просто ничего не осталось. И это моя ошибка.
— Уберите револьвер.
Бардан начал всхлипывать. Николя чувствовал, что действие водки потихоньку проходит и скоро он останется один, испуганный больше обычного.
— Меня тоже выкинули. Место свободно. Броатье может взять вас обратно.
Произнося это, Николя медленно отступал. Бардан заметил и заорал:
— Не двигайтесь, Гредзински!
— Пойдите поговорите с ним, он поймет…
Николя сделал еще шаг назад, потом еще и еще, не в силах остановиться.
— Не двигайтесь, я сказал!
Николя показалось, что он опустил свою игрушку дулом вниз.
Но вместо этого он услышал выстрел, и его тело покачнулось от сильного удара.
Задыхаясь, он поднес руку к сердцу.
Упал на землю.
Глаза сами собой закрылись.
Во всем этом наверняка была своя логика, все шло своим чередом. У него никогда не было таланта к жизни. Уже в детстве он просто наблюдал за жизнью других.
Как жаль…
Все могло бы быть по-другому.
Если бы только он перешел этот мостик, а там и всю жизнь.
Но уже становилось темно — слишком рано для этого времени года.
Щекой он чувствовал шершавый асфальт.
Страх из страхов, страх, которого он так боялся все эти годы… Значит, это всего лишь вот так? И ничего больше?
Через несколько минут Николя Гредзински уже не будет бояться ничего, перед ним будет долгая вечность, чтобы прийти в себя после этого фарса. Там он будет недоступен, маленького койта туда не пустят, да и других обидчиков тоже.
Горячая жидкость, сочившаяся из сердца, стекала к шее.
«Значит, вот оно? И ничего больше? И всю жизнь я боялся… этого?»
Тоненькая струйка текла уже по губам и подбородку.
Перед смертью он узнает вкус собственной крови.
Кончиком языка он слизнул каплю в углу рта.
Одновременно горячая и крепкая.
Да, горячая.
Но почему крепкая?..
Почему его кровь такая крепкая?
Это не кровь.
«Это не кровь…»
Ему знаком этот вкус. |