Еще четыре мужика, что отправились вместе Назаром и парнишкой, выстроились цепью и, держа пленника на мушках, зашагали в некотором (безопасном) отдалении.

Далеко не изнеженные, не городские ступни босого юноши то и дело болезненно натыкались на сучки и шишки.

— Может хоть чем-то ноги обмотать дадите? — мрачно буркнул Сенька. — Наклююсь — гангрена будет.

— Шагай, шагай, — осклабился нервный охранник, которого все называли просто — кум. — Фаина помереть не даст. Ежели хорошо вести себя будешь.

«Без обуви ты далеко от них не убежишь, — заговорил в голове Арсения голос наставницы. — Так что даже проси».

«Интересно, что сейчас делает Буря? — поглядев через плечо в сторону деревни, сказал Арсений. — Что-то я переживать за нее начинаю… Одна, голодная, в лесу…»

По главной деревенской улице, наклоняя к земле лобастую голову, брела собака с черной спиной и рыжими подпалинами. Прежде чем уйти сюда, хозяин ей не дал команды. Он спрятал под валежником рюкзак с провиантом и автоматом. Присел на корточки перед собачьей мордой, сказал:

— Буря. Если мы не вернемся. Иди к Зое. Ищи Зою. Возвращайся д о м о й.

Отправляясь в неизвестность, Борис не мог отдать ротвейлеру команду «охраняй». Стереги рюкзак, жди нас, пока мы не вернемся. В случае их неудачи, преданная псина сдохнет, но не оставит пост. И посему, заглядывая в желтые песьи глаза, ждал понимания. Ответа.

Буря понятливо легла на траву. Сложила крестом передние лапы. Смотрела, как хозяева идут через поле, бдительно порыкивала на гомонящих возле железной будки чужаков, от одного из которых за версту разило самогоном и прокисшими носками. Второй пах более приятно — домашней колбасой, куриным супом, леденцом, растаявшим в кармане…

Буря ждала хозяев всю ночь и утро. Неподалеку, на разбитой огромными колесами дороге нашлась вместительная лужа с отстоявшейся водой. Там же прыгали не слишком вкусные глупые лягушки.

Собака ждала.

От деревни доносилось много запахов и звуков. Кричали петухи, мычала, блеяла, рыгала животина. Сородичи общались увлеченно, за миску супа поругивали для проформы знакомых граждан. Дети иногда принимались плакать.

Днем к железной будке наведались те же двое. Один пах так же — леденцом и супом, второй отличался перегаром и бражкой… Ругались. «Бражник» вдумчиво почесывал в затылке и получил по уху папкой…

Под вечер Буря встала с примятой травы. Грустно поглядела на дорогу, куда велел идти главный хозяин. Втянула ноздрями воздух…

От деревни доносился запах молодого хозяина!

Не мешкая ни секунды, собака понеслась к селу!

Тянула чуткими ноздрями воздух, ловила звуки!

Ветер поменялся, едва собака ворвалась в деревню. Множество людских запахов запорошило нос, след перепутался, но нашелся возле небольшого домика и тут же показался — старым!

Буря почувствовала, что в доме живет одинокая старая женщина. Недавно здесь были оба хозяина… Побежала дальше по улице…

След запутался. Забился свежими запахами. Буря наклонила голову к земле…

После вчерашней попойки Гмыря встал лишь под вечер. Причмокнул языком, напоминающим сухую и одновременно распухшую подошву кирзача. Пошел на кухню к чайнику.

Жена заботливо, с понятием запарила и остудила в эмалированном чайнике горсть зверобоя и смородинового листа. Сама ушла из дома к матери от греха подальше — похмельный муж не лучшая, опасная компания. Гмыря жадно высосал через носик почти весь чай, отер губы тыльной стороной ладони, разыскал в тазике под салфеткой пирожки с требухой.

«Ученая зараза, — одобрительно подумал о зашуганной супружнице, засунул в рот пирог, зачавкал с аппетитом.