Тут своих не прокормить, а еще эта на нашей шее сидит!» Двоюродные братья и сестры, а их у тетки было пятеро, исподтишка лупили Веру кулаками, отбирали печенье и конфеты, которыми ее угощали соседки, а вскоре, заметив, что взрослые им не запрещают этого делать, стали над Верой измываться открыто: толкали в навоз, плевали ей в тарелку. Тетка только ухмылялась, на это глядя. Если соседки и вмешивались, то она находила оправдание: «Так что ж мне со своими малыми делать, если они балуются? Не лупасить же за это?»
Чтобы соседи не замечали, что Вера вечно ходит голодная и избитая, бабка однажды запретила ей выходить на улицу играть с чужими детьми. Играть разрешалось только в своем дворе с двоюродными братьями и сестрами, а у тех все игры сводились к одному: как еще сегодня будем мучить малую? Один раз Веру привязали к дереву и обстреливали комьями земли, пока кровь не пошла у нее из разбитого носа. Другой раз ее пытались, посадив в ведро, опустить на цепи в колодец, и только сосед, прибежавший на ее истошный визг и плач, помешал теткиным детям осуществить этот план.
Когда Вера пришла в первый класс, учительница ничего про нее не знала, потому что сама жила на другом конце поселка. Увидев в своем классе худенькую, бледненькую девочку с испуганным выражением на мордочке, учительница захотела сделать доброе дело.
– Твоя фамилия Малашкина? – спросила она. – А Марина Малашкина, наверное, твоя родственница?
– Да, – едва дыша, прошептала Вера, не смея даже покоситься в сторону крепкой, высокой теткиной дочки, сидевшей за соседней партой.
– Марина твоя сестра?
– Двоюродная! – наперебой закричали дети, знакомые с Верой. – У нее никого нет, она с бабкой живет. Маринка ее двоюродная сестра.
– Ну, тогда вы, наверное, хотите сидеть за одной партой? – улыбнулась учительница. – Не бойся, Вера, бери свою сумку и пересаживайся к сестре.
– Не хочу я вместе с Веркой сидеть, она дура! – обиделась Марина.
Класс засмеялся.
– Ничего ничего, – сказала учительница, – Вон как Вера боится, что впервые пришла в школу, а ты девочка храбрая, как я вижу, ты будешь сестренке помогать.
И сколько пришлось пережить Вере, прежде чем учительница заметила свою ошибку и пересадила Марину на другую парту! Она и толкала Веру под локоть, когда класс должен был писать крючки и буквы, и кнопки ей на стул подкладывала, и чернилами обливала ее тетрадки. А дома бабка впрягала Веру в работу по хозяйству:
– Выросла уже, в школу пошла, хватит без дела по дому шляться, иди помогай мне картошку копать!
Нет уж, никогда больше Вера не переступит порог бабкиного дома! Даже ради спасения собственной души. И то чудо, что ей удалось из него вырваться. Лучше уж в Москве где нибудь на чердаке тусоваться с компанией, по крышам удирать от милиции, недосыпать, недоедать, но чувствовать себя свободной.
И вот в апреле того года Вера и встретила Гаврика. Познакомила их Ленка.
Почти каждый день после занятий Ленка приезжала на Арбат, чтобы попытаться продать свои картины. Она всегда занимала одно и то же место, и почти каждый вечер на противоположной стороне собиралась небольшая толпа послушать импровизированный концерт мальчика в голубой джинсовой куртке, с отрешенным видом певшего под гитару неизвестные песни.
Надо заметить, что к тому времени Ленка отошла от прежнего восхищения тусовочной жизнью. Ее хипповские взгляды претерпели довольно сильную трансформацию, и на этой почве между ней и Верой все чаще стали происходить трения. Например, Ленке уже не нравилось курить папиросы «Дымок» или щеголять, как прежде, в сандалиях советского производства и с джинсовой торбой за плечами, сшитой из старых штанов, обзывая «мажорами» всех прилично одетых молодых людей. Как только у нее появились деньги, тут же появился и вкус к красивым дорогим шмоткам, а постепенно и сами шмотки: хорошие джинсы, кожаные кроссовки, пара импортных белых футболок. |