Они вчетвером (Турецкий, Расторгуев, Реддвей и связист) сели все в тот же фургон, снаружи напоминающий рефрижератор, и выехали по направлению к монастырю. Реддвей включил переговорное устройство и скомандовал: «Всем оперативным группам приготовиться!» Примерно в трехстах метрах от охраняемой части монастыря они бегом перебрались в тщательно замаскированное укрытие, достаточно просторное, чтобы вместить человек десять. Фургон тут же отправили подальше, чтобы не мозолил глаза. Встретила их одна Ванесса, была ее очередь дежурить на командном пункте. Реддвей отослал свою любимицу, и они снова остались вчетвером.

— Насколько я понимаю, это не совсем замок Гельфанда, — заметил Расторгуев, осмотрев территорию монастыря в полевую стереотрубу.

— Вы прекрасно разбираетесь в здешней топографии, генерал. — Реддвей пристально посмотрел на Расторгуева, но тот выдержал его взгляд, не отводя глаз. Отвечать он не счел нужным.

Время тянулось архимедленно, говорить было не о чем, просто невозможно оказалось найти приемлемую для всех тему. Расторгуев выглядел в этой компании абсолютно лишним, если не по должности, то по занятой им позиции. Офицер ВВС был на редкость угрюм и подчеркнуто официален, кроме того, он выполнял свою работу и был совершенно не в курсе проблем, волновавших остальных. Спустя десять минут после приезда Турецкий готов был уже волком выть, а от мысли, что им, возможно, придется просидеть здесь долгие часы, его бросало в дрожь. Чтобы как-то убить время, он принялся изучать в стереотрубу монастырский двор, подолгу рассматривая каждую травинку, камень и щель в стене. Прошло еще около получаса. От пристального разглядывания мелких предметов при сильном увеличении начала кружиться голова, и ему пришлось оставить свое увлекательное занятие.

Расторгуев, после обмена репликами с Реддвеем неподвижно сидевший на раскладном стуле с каменным лицом, ничего не говоря, встал и направился к выходу. Реддвей бросился ему наперерез и преградил дорогу.

— Простите, мистер Реддвей, мне необходимо выйти, — сказал Расторгуев как можно вежливее, хотя в голосе его сквозила неприязнь. Не хватало еще, чтобы ему, генералу ФСБ, приходилось спрашивать у кого-то разрешения выйти в туалет.

— Извините, господин генерал, вам придется потерпеть. Еще раз прошу прощения, но слишком многое поставлено на карту. Мы не можем рисковать.

— Вы хотите сказать, что, выйдя по нужде, я демаскирую наше укрытие? — Расторгуев улыбнулся: — По-моему, подходы к нашему КП замаскированы очень искусно.

— Дело не в этом. Мы должны находиться вместе.

— Ах, даже так?

— Да, именно так. Если желаете, можете воспользоваться горшком.

Турецкий чуть не поперхнулся от душившего его смеха. Комичнее всех в данной ситуации выглядел даже не Расторгуев, а офицер-связист. Он не понимал ни слова по-русски и, исполненный чисто армейского уважения к высоким чинам присутствующих, почтительно наблюдал за их спором о проблемах общемирового значения.

Несси по традиции, начавшей откровенно ей надоедать, в напарники достался Билл Мазовецки. Поскольку засада грозила растянуться на неограниченно долгий срок, а разговаривать с Биллом ни о чем она могла не более нескольких минут, пришлось искать неординарный выход. Некоторое время назад ей попалась брошюра с китайскими головоломками. Предчувствуя перспективу торчать в засаде до полного опупения, после своей экспедиции в подвал монастыря она выучила добрую половину брошюры на память, и теперь они развлекались разгадыванием древнекитайских шарад.

— Слушай, буддистский монах, набравший учеников, в первый день сказал им: «Вы не должны думать о сути вещей, расчленять и собирать их в своем сознании — не значит постичь их, вы должны слить свое «я» с окружающим миром.