Видер и Енихе вышли из ангара и направились к «мессершмитту», стоявшему неподалеку от взлетной дорожки. Они шли по аэродрому под маскировочными сетями. Отто внимательно присматривался ко всему. Наземных построек здесь почти не было. Два цеха, ангар, хранилища горючего располагались под землей. Двухметровое бетонное перекрытие надежно защищало их от бомб.

Секретный сектор «Мариине» был тщательно замаскирован. Отто обратил внимание на то, что даже взлетную полосу, которую на всю длину нельзя было закрыть маскировочными сетями, окрасили под осеннее поле — в желтовато-серый цвет с темными пятнами.

«Мессершмитт», на котором Отто предстояло летать две недели, был модернизированной моделью Ме-109. С него сняли вооружение, чтобы облегчить машину.

Самолет был заправлен и готов к полету. Видер помог Енихе надеть парашют и надувной спасательный жилет.

— Самое главное — умело прогреть эту керосинку, — сказал Видер и сначала сам забрался в кабину истребителя.

Отто встал на крыло, стараясь не упустить ни одного движения Видера. Отто знал этот самолет, его систему управления, панель приборов, однако здесь имелись кое-какие особенности. Отто был благодарен Видеру за то, что тот решил показать ему все и сделал это деликатно, под таким благовидным предлогом, как «прогреть керосинку».

Когда двигатель заглох, Видер спросил:

— Ну что, Оттохен, полетишь?

— Да, господин Видер.

— Меня все называют Гуго. Да, кстати, не забудь, что район Пенемюнде снова закрыт для полетов.

— Хорошо, Гуго.

— Так я пошел. — Видер выбрался из кабины и, слегка переваливаясь в теплых унтах и меховом комбинезоне, направился к ангарам.

Енихе залез в кабину, еще раз осмотрелся. Он волновался. Количество часов, которое он в свое время налетал на «мессершмитте», было достаточным. И провозные полеты ему помогли. Но вдруг он не сможет почему-либо поднять самолет в воздух? В летном училище Енихе считался способным пилотом, о нем говорили, что он полетит даже на этажерке. Он действительно хорошо чувствовал машины, моторы. И все-таки…

Небо было на редкость ясным. Прозрачные перистые облака лежали на нем, как легкая ретушь, и голубизна его была мягкой, глубокой.

Отто запустил двигатель. Весь корпус самолета затрясся мелкой дрожью, когда он прибавил газ. Никаких перебоев, посторонних шумов в работе двигателя не слышалось. Енихе запросил разрешения на взлет.

— Взлет разрешаю, — отозвалось в наушниках.

Сбавив газ и отпустив тормоза, Енихе вновь передвинул сектор газа вперед, и самолет тронулся с места, выруливая на взлетную полосу. Мотор был мощным. Енихе вспомнил совет Видера: «Не стесняйся, сынок, покрепче работай рулем управления. Жми левой, а то не удержишь эту «керосинку» на взлетной полосе».

Самолет замер перед стартом. Последний взгляд на доску приборов — и вперед. Мотор зарокотал, быстро переходя на более высокие тона, и зеркало залива стремительно побежало на плексигласовый фонарь. Всем своим существом Отто почувствовал момент, когда колеса оторвались от земли, и слегка потянул на себя ручку набора высоты. «Мессершмитт» поднял нос и устремился в холодное небо.

Высота 1000 метров… 1500. Отто нажал на педаль. Управление было легким — гидроусилители помогали мускульной силе летчика.

Енихе снял шлемофон и рукавом вытер пот. Пока все шло нормально. Он повел самолет в сторону моря — зона полета была большая, — так как хотел там, вдали от глаз, сделать несколько фигур высшего пилотажа, почувствовать машину до конца, а если она поведет себя норовисто, никто этого не увидит.

Море было тихим, и внизу отчетливо прорисовывался пароход.