— Вы знаете, Отто, что висит над кроватью Марты? — спросил Еккерман, когда все уже изрядно выпили и он с Отто вышел покурить на балкон. Енихе не сомневался, что он скажет какую-нибудь сальность. Так и случилось.

В разгар вечера пришла поздравительная телеграмма от Штайнгау, и Отто еще раз послал Ирену в погреб за шампанским.

Шлихте, его супруга и Марта наговорили много комплиментов обрученным. Гости восхищались Отто, кавалером Рыцарского креста, и Кристой, «настоящей германской женщиной». Только Еккерман в это время тихо сидел в углу и молча потягивал рейнское.

Когда гости разошлись, Криста подошла к Отто.

— Я пойду искупаюсь, у меня такое ощущение, будто я испачкалась, — сказала она.

Он вспомнил эти слова сейчас, когда они прохаживались по пустынной набережной Варнемюнде и разговор снова зашел о том вечере.

— Ненависть к нацизму у меня от отца, Он был моряком, изъездил весь мир, видел людей, — говорила Криста. — «Идеи Гитлера бредовы. Они могли родиться только в больном мозгу. Болезнь — всегда несчастье. Но если болезнь поражает многих — это катастрофа». Эти слова отец сказал мне, когда я училась уже в Высшей мореходной школе. Отец считал, что я должна учиться именно там, что профессия штурмана даст мне возможность увидеть мир, а значит, понять его и полюбить. «Поездки в другие страны — это как глоток чистого воздуха, как распахнутая форточка в доме с затхлой атмосферой. Когда ты побываешь в других странах, поймешь, что Гитлер лжет…» В Швеции я встречаюсь с моряками разных национальностей и чувствую, что все они ненавидят нас, немцев. И поэтому я ненавижу фашизм, который уготовил моему народу такую участь.

Ты как-то сказал мне, что я храбрая. Совсем нет. Можно даже сказать, что я трусиха. Но кто-то же должен что-то делать для очищения, для того чтобы люди потом могли сказать: «Не все немцы были такими…» Может, я говорю слишком длинно, но мне давно хотелось сказать тебе это, чтобы ты лучше знал меня.

Они шли по молу, далеко выдающемуся в море. Штормило. Брызги дробящихся волн перелетали через мол, и Отто и Кристе приходилось спасаться бегством от настигавшего их то в одном, то в другом месте холодного душа. Им было весело. Криста добежала до маяка и стала с подветренной стороны.

Отсюда хорошо был виден город. Он был прорезан во многих местах каналами, рукавами реки Варнов. Все они запружены рыбацкими ботами, моторными лодками, яхтами. Волна достала их даже там, в каналах, и они мерно покачивались, а их мачты вычерчивали в сером небе кривые.

Слева от мола — пляж. В этот серый день он был холодным, неприветливым. Навесы, которые служили летом защитой от зноя, убрали. Только будка, где хранился разный инвентарь, одиноко торчала среди песка, отливающего на солнце желтым светом… Здесь, на берегу холодного, сердитого моря, на пустынном пляже, думалось о маленькой теплой комнате в одном из частных пансионатов, об ужине с бутылкой мозельвейна…

То, что Отто услышал от Кристы, удивило его и обрадовало, так совпали их желания.

— Отто, давай останемся здесь до утра. Я хочу сварить тебе кофе. Ты любишь кофе?..

Хотя большинство частных пансионатов было реквизировано и в них разместились госпитали, Отто и Криста без труда нашли комнату в двухэтажном доме у моря.

Хозяйка, тощая, молодящаяся женщина, заломила непомерную цену, но Отто не стал торговаться.