Выкурив сигарету, Отто вернулся в дом. Криста сидела в той же позе у камина. Глаза ее блестели, и чувство нежности и жалости вдруг охватило Отто. Он подошел к ней, наклонился и поцеловал. Волосы ее были шелковистыми и пахучими. «Где она берет такое душистое мыло? Наверное, в Швеции… Какие глупости иногда приходят в голову».

Глава одиннадцатая

Здоровье Видера ухудшилось. Врачи настаивали на том, чтобы он прекратил полеты.

К работе с новой машиной стали готовить Енихе. Теперь у него не было даже выходных. Тренировки, тренировки, тренировки… Запуски двигателя на месте, пробные полеты с инструктором…

В то утро Енихе проснулся в восемь. Он спал без сновидений и хорошо выспался. Ирена принесла ему кофе, и в это время с улицы послышался сигнал.

Установилась холодная погода, на мотоцикле ездить было не очень приятно, поэтому еще вечером Еккерман пообещал, что заедет за Енихе.

Отто, не присаживаясь, выпил чашку кофе, натянул меховую куртку и вышел из дому.

В машине они почти не разговаривали; главный конструктор только спросил у Енихе о настроении, и тот ответил, что все в порядке.

На «Мариине» они въехали беспрепятственно: еще издали завидя машину главного конструктора, вахман поднял шлагбаум. Но при въезде в Зону их остановили, проверили документы. Через пять минут они миновали контрольные посты.

Вскоре послышался характерный свист, исходящий от Х-209. Заправку топливом заканчивали, и ведущий инженер доложил, что через несколько минут самолет будет готов к полету.

Подъехала еще одна машина, она привезла Видера. Уже совсем рассвело, ветер усиливался. Было облачно, но над морем, откуда дул ветер, разъяснялось. Видер зашел в радиорубку, и оттуда раздался его голос:

— Кондор-три… Кондор-три… Каждые пять минут передавайте направление и скорость ветра.

Шли последние приготовления. Пожарная и санитарная машины заняли свои места. Видер, который снова оказался рядом с Енихе и Еккерманом, легонько хлопнул Отто по плечу:

— Пока, Оттохен. Жидкостными камерами при взлете не пользуйся: встречный ветер поможет тебе взлететь.

На Енихе натянули комбинезон, шлем с кислородной маской, и он, переваливаясь с ноги на ногу, как водолаз, работающий на больших глубинах, направился к самолету. Ему помогли взобраться в кабину. Здесь он подсоединил шлемофон и услышал голос Еккермана.

— Как слышимость?

— Отличная. Разрешите запуск?

Последовала пауза. Отто знал, что в это время Еккерман запрашивает последние данные о положении в воздухе. Енихе еще раз оглядел приборы.

Кабина была вынесена в самый нос, и обзор был очень хороший. Сиденье летчика, зажатое боковинами, располагалось перед панелью приборов, походившей на многоглазое чудовище. Стрелки и шкалы, выкрашенные специальной фосфоресцирующей краской, при дневном свете отсвечивали разными оттенками: синеватым, фиолетовым, желтым… Их было множество. Взгляд Отто скользнул по манометрам жидкостно-реактивного двигателя и указателю температуры в реактивной трубе. Он потрогал рычаг с блестящей никелированной ручкой жидкостно-реактивного двигателя. Справа, на сиденье, была ручка для сбрасывания фонаря и катапультирования. На щитке отдельно — два черненьких тумблера, включающих жидкостно-реактивные камеры. Енихе закрыл глаза, и его руки безошибочно, вслепую, выполнили команды, которые подал мозг. Видер много раз заставлял его проделывать все эти операции на тот случай, если придется управлять самолетом при плохой видимости.

— Запуск разрешаю!

Енихе нажал кнопку электростартера. Раздалось жужжание компрессора, потом выхлоп, похожий на выстрел, и самолет дрогнул. В зеркале сбоку, Отто увидел, как из хвостовой части реактивной трубы вырвался огонь. Он прибавил тягу, и факел достиг длины пяти-шести метров.