— Vostro amico, — залопотал он, а потом стал повторять: — Росо tempo, poco tempo, poco tempo!

Наконец-то мне пригодилась школьная латынь. «Мой друг, мой друг и очень мало времени!» — с ходу перевел я и кинулся за шляпой.

— Ессо, signore! — закричал итальянец, выхватывая из моего жилетного кармана часы и тыкая грязным ногтем сначала в длинную стрелку, а потом в цифру двенадцать. — Mezzogiorno… poco tempo… poco tempo!

Я тут же расшифровал: сейчас одиннадцать двадцать, а к двенадцати нам надо быть на месте. Но где, где? Что за нестерпимая мука — спешить на зов, не зная и не имея возможности узнать главного. Но я и тут не потерял присутствия духа и находчивости, которая росла и крепла буквально на глазах, и перед уходом засунул носовой платок между молоточком и корпусом звонка. Теперь доктор мог трезвонить до изнеможения, не надеясь привлечь мое внимание.

Я почему-то ожидал увидеть у дверей кеб, но ожидания не оправдывались, и кеб мы поймали лишь на Эрлз-Корт-роуд, а точнее, на стоянке, до которой бежали от самого дома. Через дорогу, как известно, возвышается колокольня с часами, и, взглянув на циферблат, мой спутник всплеснул руками: стрелки приближались к половине двенадцатого.

— Росо tempo… pochissimo! — простонал он и потом крикнул кебмену: — Блумбури скувер, numero trentotto!

— Блумсбери-Сквер! — наугад гаркнул я. — Дом покажу, когда подъедем, гони не останавливаясь!

Мой попутчик откинулся на сиденье в углу и переводил дух. В маленьком зеркальце я увидел, что и моя физиономия изрядно покраснела.

— Неплохая пробежка! — воскликнул я. — Знать бы еще, что там стряслось. Неужели тебе не передали записку?

Я, конечно, понимал, что никакой записки нет, но все равно начал выразительно водить пальцем по ладони. Он пожал плечами и покачал головой.

— Niente, — сказал он. — Una questione di vita, di vita!

— Что-что? — перебил его я и, призвав на помощь всю свою ученость, прибавил: — Помедленней… andante… rallentando.

Какое счастье, что музыкальные пояснения к затертым оперным ариям даются на итальянском! Парень, кажется, меня понял.

— Una… questione… di… vita.

— O mors, верно? — заорал я так, что люк на крыше распахнулся.

— Avanti, avanti, avanti! — крикнул итальянец, обратив вверх единственный глаз.

— Гони что есть мочи, — перевел я, — плачу вдвое, если успеешь до двенадцати.

Но время на лондонских улицах течет по-особому. С Эрлз-Корт-роуд мы уехали почти в половине двенадцатого, а на Хай-стрит оказались в одиннадцать тридцать одну. Полмили в минуту — вот это скорость! Правда, и лошадь почти не сбивалась с галопа. Зато следующие сто ярдов мы одолели за пять минут, если верить ближайшим часам. Но ведь каким-то нужно верить! Я справился по своим (действительно своим) старым часам, которые показывали без восемнадцати двенадцать, когда мы перемахнули мост через Серпантин, и без четверти, когда, не замедляя хода, вылетели на Бейсуотер-роуд.

— Presto, presto, — бормотал мой побледневший проводник. — Affrettatevi… avanti!

— Десять шиллингов, если прибудем на место вовремя, — крикнул я в люк, не имея ни малейшего представления, что это за место и кто нас там ждет. Но мне сказали «una questione di vita» и «vostro amico», а им мог быть только мой бедный Раффлс.

Опаздывающему пассажиру — мужчине ли, женщине — добрый экипаж кажется даром небес. Для нас поймать такой экипаж было поистине небесной удачей; мы не выбирали, взяли тот, что стоял первым. И не прогадали: он и в остальном обошел соперников.