— А когда ты отбыла во Францию?
— Шестого июня.
— Угу… — Ольгерд взял календарь. — Скажем, двадцать девятого мая ты передумала и составила новое завещание.
— Совершенно верно, составила новое, — подтвердила Лора.
* * *
Утром Жилёнис с Лорой написали проект завещания, и он поехал к нотариусу.
— Я постараюсь вернуться как можно скорее. Не скучай! — сказал он, глядя в грустные глаза Лоры.
— Не волнуйся. Это я так. Все-таки жаль Витку. Уж такая смерть страшная. Ей, наверное, жутко больно было… Ладно, — вяло повела она кистью опущенной руки. — Езжай!
Оставшись одна, Лора закрылась в своей комнате, вынужденная, поступившись гордостью, признаться самой себе, что боится Чегодаева, Свергину и даже Мельгунова. Боится, что они каким-то образом догадаются, что она жива, и узнают, где прячется. Убить ее не представляет труда, ведь она уже вычеркнута из списка живых.
— Но ничего. У меня теперь будет новое завещание… на всякий случай, — тихо говорила она сама себе. — И потом, пока их трое, они заняты друг другом. До меня очередь дойдет в последний момент, когда останется кто-то один. Вот тогда у него может возникнуть сомнение в моей гибели.
Ольгерд вернулся лишь к вечеру.
— Прости, — целуя Лору, начал он, — меня разыскал один мой старый клиент. У него возникли кое-какие проблемы, и я не мог отказать ему в помощи. Но зато с твоим завещанием полный порядок. Тебе остается только внимательно прочесть его и подписать.
— Вот и хорошо! Давай скорей!
Лора села на диван перед журнальным столиком, на который Жилёнис положил заверенное на специальном бланке завещание, и стала читать.
Ольгерд пошел на кухню, налил себе пива и захватил вазочку с солеными орешками.
— Будь внимательна, — проходя мимо Лоры в малую гостиную, напомнил он, а сам сел в кресло и включил телевизор.
Ильховская уже во второй раз перечла текст завещания и осталась им довольна.
— Лора! — раздался взволнованный голос Ольгерда. — Иди скорее сюда. Сообщают подробности о гибели Шуркиной!
— Что?! — вскрикнула Лора и со всех ног бросилась к телевизору.
— Смотри! Дача Беззубцевых.
— А вот Анька.
На экране появилась заметно растерянная Анна Беззубцева.
— Я понимаю, коллеги, ваше желание все узнать, — запинаясь от волнения, говорила она. — Но уже выяснено, что Вита Шуркина сама открыла дверцу клетки и выпустила собаку.
— А кто это выяснил?
— Вместе с ней в парке была еще одна наша гостья, она… — Беззубцева глубоко вздохнула, помолчала секунды две, чтобы убедительнее солгать. — Так вот она сказала, что просила Виту не делать этого. Но Вита почему-то решила, что собака по малолетству еще безобидна…
— Может быть, госпожа Шуркина находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения? — раздался чей-то вопрос.
Анна нерешительно кивнула.
— К сожалению, да. — А сама тем временем с помощью охранников пробралась к машине.
— Все, — приложив руку к груди, взмолилась она. — Прошу вас! Мне трудно говорить. Вита была мне очень близким человеком.
Промелькнул общий вид дачи Беззубцевых. Потом пошли кадры парка, вероятно, оператору удалось взобраться на забор в поисках клетки собаки-людоеда. Но его быстро стянули на землю. Экран потемнел, и раздался голос репортера: «К сожалению, охрана дачи запретила проводить съемку. |