– Хорошая собачка, – похвалил его лорд Питер. В ответ щенок проделал несколько немыслимых прыжков и залаял, тряхнув ухом.

– Фу, – сказал мужчина в вельветовом пиджаке, и щенок, устыдившись, подошел бочком. – Дурачок, никак не можешь посидеть спокойно. Слишком уж он нервный, милорд. Детеныш нашей старушки Черной.

– Надо же, – изумился лорд Питер. – Она все еще рожает.

– Нет, милорд, весной ее отделили.

Питер кивнул. Он всегда заявлял, будто ненавидит сельскую жизнь и рад, что ему не приходится иметь дело с фамильными землями, но в это утро он, как никогда, наслаждался бодрящим воздухом и мокрыми листьями, прилипавшими к его ботинкам. В Денвере все было,как всегда. Никто не умирал неожиданной, тем более насильственной, смертью... разве что престарелые сеттеры... ну и куропатки, конечно же. Он с удовольствием потянул носом. В кармане у него лежало письмо, которое пришло с утренней почтой, но он еще не читал его. Если Паркер не телеграфировал, значит, спешки не было.

Лорд Питер вскрыл конверт в курительной комнате после ланча. Тут же сидел его брат, дремавший над "Таймс"... Добропорядочный англичанин, такой, как все, и очень похожий на Генриха VШ в молодости. Джеральд, шестнадцатый герцог Денверский. В свою очередь, герцог считал младшего брата довольно странным малым, к тому же, не в лучшей его форме. И вообще он не имел вкуса к полицейским новостям.

Письмо было от Бантера.

Пиккадилли, 110

Милорд,

Я пишу вам (мистер Бантер получил приличное образование и знал, что не бывает ничего более вульгарного, чем нежелание начинать письмо местоимением "я"), как вы приказали, чтобы сообщить о результатах моего расследования.

Мне не составило труда познакомиться со слугой сэра Джулиана Фрика. Он является членом того же клуба, что и мой друг, слуга достопочтенного Фредерuка Арбатнота, который с большим удовольствием познакомил меня с ним. Вчера (в воскресенье) он пригласил меня в Клуб на обед, и мы сидели за одним столом с человеком по имени Джон Каммингс. После обеда я пригласил Каммингса к себе и предложил ему виски и сигару. Ваша светлость извинит мне мою вольность, зная, что не в моих привычках поступать таким образом. Однако я давно обратил внимание, что, если хочешь расположить к себе слугу, покажи ему, что ты не промах поживиться за счет хозяина.

(«Я всегда считал Бантера знатоком человеческой природы» – заметил лорд Питер.)

Я угостил его вашим портвейном («Черт бы тебя побрал!» – возмутился лорд Питер), ибо помню, как вы и мистер Арбатнот восхищались им. («Хм!» – пробурчал лорд Питер).

Результат соответствовал моим ожиданиям, однако, я с сожалением должен признать, слуга ничего не понял в портвейне и курил с ним сигару (одну из ваших лучших, милорд). Как вы понимаете, я не стал ему пенять, милорд, но не могу не высказать вам мои чувства. Могу ли я воспользоваться случаем и отдать должное великолепному вкусу вашей светлости во всем, что касается еды и одежды? Смею вас уверить, что для меня не только удовольствие, но и отличная школа прислуживать вашей светлости.

Лорд Питер важно покивал головой.

– Эй, Питер, какого черта ты киваешь и улыбаешься? – неожиданно проснувшись, воскликнул герцог. – Что-нибудь приятное?

– В высшей степени, – ответил лорд Питер. Герцог с сомнением уставился на него.

– Надеюсь, ты не собираешься жениться на хорошенькой хористке?

И снова уткнулся в "Таймс".

За обедом я постарался изучить вкусы Каммингса и понял, что он предпочитает мюзик-холл.

Едва подав ему портвейн, я навел разговор на эту тему, так как вы, ваша светлость, позволили мне посмотреть все премьеры в Лондоне.