Литума молча глядел на нее. Донья Асунта была мала ростом, босые ноги ее едва доставали до полу.

– Сел в автобус, поехал в Талару, на базу, и сказал, что хочет служить в авиации. Сам напросился, бедненький мой сыночек, сам к смерти пошел. Сам! Сам!

– Чего ж вы не рассказали об этом лейтенанту? – спросил Литума.

– А разве он спрашивал? О чем спрашивали, о том и рассказывала.

Верно. Ее спрашивали, были ли у Паломино враги, угрожал ли ему кто-нибудь, не случалось ли ему поссориться или сцепиться с кем-либо, не было ли у кого-либо повода мстить ему, не говорил ли он матери, что собирается сбежать с авиабазы. И на все вопросы она тихим голосом отвечала: нет, никто, никогда. Лейтенант в самом деле не спросил у нее, добровольно ли пошел Паломино в армию или же его призвали.

– Что же, ему хотелось быть военным? – удивился Литума. Паломино оказывался совсем не похож на того мальчика с гитарой, которого он себе воображал.

– Сама в толк никак не возьму! – заплакала донья Асунта. – Зачем ты это сделал, сыночек? Куда тебе в летчики?! Зачем тебе в Талару? Самолеты-то разбиваются, хочешь, чтоб я ни днем, ни ночью покоя не знала? И как ты мог решиться на такое, словечком не обмолвившись? «Если бы я раньше сказал, ты бы меня не пустила, мама». Так зачем тебе это, Паломино? «Мне надо жить в Таларе, мама. Это очень для меня важно. Вопрос жизни, мама».

«Скорей смерти», – подумал Литума.

– А почему, сеньора, ему было так важно попасть в Талару?

– Теперь уж я никогда этого не узнаю, – в четвертый или в пятый раз перекрестилась она. – Он мне объяснить не захотел и унес эту тайну с собой в могилу. Ай, Паломино, сынок! На кого ж ты меня покинул?!

Пегая коза просунула голову в дверь и уставилась на женщину большими жалостливыми глазами. Кто-то дернул за веревку, голова скрылась.

– Наверно, он очень скоро и очень горько пожалел о своем поступке, – вслух стал размышлять Литума. – Наверно, он понял, что в армии даром хлеб не едят, и девочки не спешат броситься на шею солдатику. Понял, что дело это тяжкое и трудное. Понял и решил дезертировать. Что ж, это, по крайней мере, я понять могу. А вот за что его убили? Да еще так изуродовали.

Он говорил в полный голос, но донья Асунта, казалось, не слышала его. А может быть, он завербовался, чтобы скрыться из Пиуры, и потому для него это был вопрос жизни? Кто-то пригрозил, что разделается с ним, и он подумал, что на авиабазе будет в безопасности. Однако тягот казармы вынести не смог, решил дезертировать, ну а тот или те, от кого он бежал, встретили его и убили. Но почему с такой жестокостью набросились на желторотого мальчишку? Конечно, многие идут в армию от несчастной любви. Может, и здесь была такая же история: какая-нибудь девица вскружила Паломино голову, а потом дала отставку или же изменила, вот он с горя и решил убраться куда подальше. А куда? В Талару. А как попасть в Талару? Завербоваться на авиабазу. Все это представлялось Литуме и вполне возможным, и совершенно немыслимым. В растерянности он снова нервно почесал шею.

– Вы зачем сюда пришли? – вдруг в упор спросила донья Асунта.

Литума оторопел. А и в самом деле, зачем он пришел? Ни за чем, из праздного и нездорового любопытства.

– Я думал, сеньора, вы наведете меня на след… – пробормотал он.

Женщина глядела на него с омерзением, и Литума подумал: «Понимает, что я вру».

– Вы меня три часа продержали в участке, все выспрашивали и выпытывали, – еле слышно произнесла она. – Чего вам еще надобно? Чего еще хотите? Может, вы думаете, я знаю, кто убил моего сыночка?

– Не волнуйтесь, сеньора, – сказал Литума.