С ними не бывает скучно и не бывает легко. Они не дают комфорта, но дарят азарт.

Такие женщины – как морская прогулка в шторм: прекрасное ощущение движения, ветер вперемешку с морскими каплями бьет в лицо, тебя шатает из стороны в сторону… И маняще, и страшно, и забыть невозможно.

Конечно, такой была Ольга.

И тот, живущий во мне Второй, не случайно предупреждал все время:

– Не выйдет из этого брака добра. Не выйдет.

Ольга мучила меня – особенно после той истории. Да, та история…

Мне было тяжело с ней жить. Привычно и тяжело. Привычно тяжело.

Но эта мука и эта тяжесть уже стали частью моей жизни, и я не представлял, как можно жить без них.

Зато после той истории стал предпочитать женщин первой группы – влюбленных, а не позволяющих любить. Тех, которые ничего не требовали, а все, что дарили, – дарили с радостью.

Именно такой была Ирка Левова – костюмер нашего театра. Яркая женщина, влюбленная в меня.

Не исключено, правда, что она делала вид, что прям так жутко влюблена. Но это не важно. Если она и играла роль, то талантливо.

Итак, Ирка, как водится, вошла без стука, заперла дверь и поздоровалась со мной долгим поцелуем.

Три года назад… Или четыре? А может, два… Не важно.

В общем, однажды, когда мы выпили по поводу очередной премьеры… или праздника… или без повода…

В общем, однажды, когда мы выпили, мы вошли вместе ко мне в студию, Ирка рухнула на диван и сказала со вздохом:

– Серый, ты – лучший мужик из всех, кого я знаю. Я хочу быть твоей. Возьмешь?

Так у нас все началось.

Любовь ли это? А кто ж его знает…

Сначала любовь – это невозможность прожить без другого.

Потом – необходимость прикоснуться.

Еще потом – это желание свить гнездышко, черт бы его побрал. Нашел дуру, которая готова делить с тобой один унитаз всю жизнь, – значит, все, любовь.

А потом знаете что? Знаете, во что превращаются со временем размышления мужчины о сути любви?

В простое понимание того, что любви никакой нет. И страсти никакой нет. А есть только привычка. Ты привык, что в твоей жизни должна быть баба. Вот и все.

И прожить ты без нее можешь. И прям чтобы все время хотелось к ней прикасаться, – тоже нет. И унитаз, как и кровать, всю жизнь делить с ней – не так чтоб прям очень хочется.

Юная любовь строится на трех словах: «Я тебя люблю».

Любовь немолодого человека – на двух: «Пусть остается».

Сама явилась. Вот и хорошо. Вот и славно. Пусть, значит, и будет.

Зачем?

Для утех всяких, которые почему-то мне нужны по-прежнему. Да и вообще для увеселения жизни.

Мало разве?

Да! По молодости любовь нужна для жизни. А по старости – для увеселения жизни.

Ирка отстранилась от меня и сказала:

– Помнишь, что у нас премьера послезавтра?

Я удивился:

– Так не моя ж…

Ирка потрепала меня по голове – у нее это означало признак нежности:

– Ну ты, Серый, даешь, дурья твой башка. Премьера, сечешь? Банкет, сечешь? А кто-то хотел певицу записать…

Вот умница какая! Как же я сам с ходу не сообразил?

Гениально!

_______________________________________________

Я вынул Лягу из ляговоза и поставил на стол.

Я готов поклясться чем угодно, что Ляга смотрела на меня изучающе.

Наверное, это противоречит каким-нибудь законам биологии и еще чему-нибудь… Я заметил: самое интересное на свете обязательно чему-нибудь да противоречит… Не важно.

Противоречит или нет, но Ляга сидела на столе, никуда не скакала и смотрела на меня.