Что же! Сейчас он убедится.

Бывший комиссар партизанского отряда ожидал его, предупрежденный по телефону.

Это был уже немолодой человек, среднего роста, с длинными седыми усами, которые резко дисгармонировали с моложавым лицом. Волосы также были тронуты сединой, явно преждевременной.

— Прошу, прошу! — сказал он, пожимая руку Афонина и пытливо всматриваясь в его лицо. — Чем могу быть полезен вашему почтенному учреждению? Кстати, вы могли и не приезжать сами, а вызвать меня повесткой. Так, кажется, у вас принято?

— Зависит от обстоятельств, — улыбнулся Афонин. — Вас мы не хотели беспокоить больше, чем это необходимо в интересах дела.

— Признателен за внимание. Времени у меня действительно очень мало. Прошу сюда!

Он открыл дверь и пропустил гостя вперед.

Квартира, видимо, была большой, но никто из жильцов но показывался. Ничем не нарушаемая тишина создавала впечатление, что Иванов дома один.

Афонина это вполне устраивало.

Комната, куда он вошел, была небольшой и служила одновременно столовой и спальней. По крайней мере, сейчас. На диване была постлана аккуратно заправленная постель.

На столе Афонин заметил всё тот же номер «Известий», точно так же сложенный и даже с карандашными пометками у фамилии, напечатанных в указах. Только здесь были не точки, а «птички», и они стояли возле всех двенадцати.

«Естественно, — подумал Афонин. — И Михайлов и Иванов искали знакомых».

Оп пристально вгляделся в пометку, стоявшую у фамилии «Михайлов». Но она ничем не отличалась от остальных.

— Вот сюда садитесь, — предложил хозяин, указывая на кресло у окна. — Здесь вам будет удобно.

Сам он уселся на стул.

— Слушаю вас, товарищ…

— Афонин, — представился капитан. — Олег Григорьевич.

— Слушаю вас, Олег Григорьевич! — В голосе Иванова явно звучало нетерпение. Видимо, он торопился или просто не любил терять время.

— Я приехал к вам по поводу Михайлова Николая Поликарповича, — без предисловий начал Афонин. — Знаете ли вы его, Андрей Демьянович?

Говоря, он внимательно следил за лицом собеседника. Нет, ни одна черточка не дрогнула па этом лице. Иванов оставался абсолютно спокойным.

Он протянул руку и взял со стола газету.

— Вот этого? — спросил он.

— Да.

— Нет, не знаю. Впервые услышал о нем из указа.

Это было сказано просто и даже с оттенком сожаления. Словно Иванову стало неловко, что он не сможет помочь своему гостю.

Невозможно было сомневаться в его искренности. Весь облик бывшего комиссара, и особенности выражение небольших умных глаз, начисто опровергал какие-либо подозрения на его счет. Слова полковника Круглова: «Комиссар привык подчинять свои действия партийным целям» — как нельзя больше подходили к этому человеку.

Было предельно ясно, что если бы Иванов знал Михайлова и тем более знал о нем что-нибудь плохое, то не стал бы прибегать к письмам или угрозам, а просто заявил бы куда следует. И он, конечно, не ответил бы отрицательно на вопрос капитана милиции.

Афонин почувствовал глубокое разочарование. И не потому, что интуиция на этот раз обманула его, а только потому, что ответ означал — наступает пора огромных трудностей.

Приезд в эту квартиру оказался ненужной тратой драгоценного времени.

— Уверены ли вы в этом? — спросил Афонин. — Может быть, вы его всё же знали, но забыли?

— Нет, не знал. Среди моих знакомых никогда не было Михайловых.

— А в тылу врага?

— Был в нашем отряде один Михайлов.