На самом деле жалеть было поздно с самого начала. Даже если бы Томаса и решилась отказаться от своего положения и обязанностей владелицы Ла Бруски, даже если бы согласилась отдать руку ничтожному простолюдину, нас все еще разделяла бездна. Как говорил один мой друг, которому я по большой пьяни все рассказал, ответвления фрактала могут подходить друг к другу вплотную, но между ними - бесконечность. А если напролом, спросил я. Если перепрыгнуть? Перепрыгни, пожал плечами друг, подливая мне "Smirnoff".

    Жалеть было не о чем. На словах, поэтическими образами все решалось легко. Раз плюнуть с одной ветки до другой. Не доплюнешь.

    Томаса больше не снилась, но я видел ее каждый раз, когда возвращал своих читательниц в ее спальню или в сад, где она, как велит обычай, посвящала некоторое время воздыханиям у ручья. Золотое колечко обручения свободно вертелось на смуглом пальчике, лицо осунулось, нарядное платье служанки спешно ушивали к свадьбе.

    Я остервенело молотил по клавишам, изо всех сил стараясь приблизить роковой день и последнюю страницу, ту самую, с поцелуем.

    Я вынужден был следить за происходящим очень внимательно, рассмотреть во всех подробностях, не скомкать заключительных сцен. Читательницы мне этого не простили бы. И я прилежно выписывал наряды и прически.

    Прости, Томаса, шептал я под стрекот клавиш. У тебя есть твой долг, у меня - свой. Я привел всех этих женщин гостьями на твою свадьбу - она же свадьба их мечты. Они должны радоваться, торжествовать и веселиться на этом пиру. Должны почувствовать себя счастливыми. Я только исполняю свой долг. Еще немного, любовь моя. К закату ты будешь... "свободна", хотел закончить я фразу, но язык не повернулся. Свободна от надежды, через силу выдохнул я, зная, что она, как и я, до последнего мгновения надеется и будет надеяться, не надеясь. Без причин и оснований, кроме одного единственного: что вот так, как оно есть на самом деле, быть не может, быть не должно.

    Хотя никакого спасения для нас не существовало во всем множестве соприкасающихся, но не пересекающихся, непроницаемых миров.

    Я сглатывал и откашливался, я, сам не замечая, вздыхал и бормотал ругательства, я старательно описывал приготовления и сборы. И вот уже невеста, прикрывая невесомой фатой строгое лицо, спустилась по лестнице вниз, в сопровождении своих дам, девиц и служанок. Венчание должно было состояться в замковой капелле - пятнадцать минут ходу всей процессии. Всего-то, дорогая. Потерпи еще.

    Итак, она вышла - со своими дамами, девицами и прочими лицами женского полу. На голове золотой обруч с яркими камнями, тонкое покрывало окутывает кудри полупрозрачной дымкой, нарядное платье ярко-красное, пояс богато украшен, и все такое. Красавец жених ожидает возле часовни со своими вассалами и друзьями.

    Скажу откровенно, руки у меня тряслись, пальцы заплетались, я путался в клавишах, как будто впервые сел за компьютер, а ведь я начинал еще с пишущей машинкой... Но об этом в другой раз, конечно. Я набивал букву за буквой, складывая слова и предложения. И все это виделось мне, и я не могу сказать, что происходило раньше: воплощалось ли в реальности то, что я описывал; описывал ли я уже происходящее. Так или иначе, в какой-то момент мои пальцы выстучали по клавиатуре: "Невеста вскрикнула: кольца обручения не было на ее руке".

    Я этого не планировал. Но надо было как-то выкручиваться. Я понимал, что не могу вернуться и переписать абзац.