— Сколько ей лет?

— Девятнадцать.

— И никто из вас не имеет ни малейшего представления, куда она могла уйти?

— Смутные догадки. Я еще вернусь к ним.

— Может быть, она решила возвратиться к матери на несколько дней раньше?

— Ее мать вчера вечером звонила по междугородному, чтобы поговорить с дочерью. Мы извинились перед ней, сказали, что Чарити нет дома, что она ушла на вечеринку и придет очень поздно.

— Как выглядит Чарити?

Сара Маннинг снова открыла свою черную бисерную сумочку, достала фотографию и протянула ее мне. Я увидел молодую девушку с длинными черными волосами, мятежным взглядом и отцовской ухмылочкой.

— Чарити — бунтовщица, — вдруг сказала моя посетительница. — В отношениях с отцом у нее то любовь, то ненависть, а как с матерью — не знаю.

— Как она относится к Клаудии Дин?

— Ненавидит! Клаудиа хотела остаться в Европе, пока не закончится визит Чарити, но Эрл настоял на том, чтобы она поехала вместе с ним. — Ее губы искривила улыбка. — Он сказал, что нуждается в ее моральной поддержке. В более точном переводе это означало: если ее не будет рядом, он найдет с кем спать. Клаудиа это сразу поняла.

— Вы говорили о каких-то смутных догадках...

— В Биг-Суре есть один из тех знаменитых дурдомов, где занимаются групповой терапией. Сестра Клаудии недавно провела там неделю и рассказывала нам об этом за ужином позавчера вечером. Они забираются в горячий серный источник по шею, становятся в круг и берут друг друга за руки для общего физического контакта. Я видела, что Чарити всем этим очень заинтересовалась.

— Разве Рэймонд не проверил, там ли она?

— Видите ли, там гарантируют анонимность пациентов. Это одно из условий их терапии. По телефону они никогда не назовут ни одного имени. У вас есть ручка, мистер Холман?

— Конечно.

Я взял ручку и записную книжку.

— Это называется “Санктуари”. — Она продиктовала номер телефона, который я старательно записал. — Занятия ведет психолог Даниэла.

— Даниэла... А фамилия?

— Не знаю. — В ее голосе чувствовалась усталость. — Чтобы попасть в “Санктуари”, вам надо спросить Даниэлу, объяснить ей, что ваши комплексы совершенно разболтались, нервы ни к черту и что Мэри Рочестер порекомендовала вам обратиться к ней. Мэри — это сестра Клаудии.

— Если и другая ваша догадка из той же серии, я, пожалуй, откажусь от этого дела прямо сейчас!

Она, не скрывая презрения, глянула на меня, но, подумав, решила продолжать:

— Эрл обыскал ее комнату. В одном из ящиков стола нашел записку от какого-то Джонни. Цитирую по памяти (память у меня отличная!): “Встретимся в кабачке на Стрипе не позже одиннадцати. Я сейчас в таком напряге, детка, что, кажется, вот-вот расколюсь пополам”. Думаю, вам ясно, что никто из нас никогда не слышал, чтобы Чарити когда-либо имела какое-то отношение к кому бы то ни было по имени Джонни?

— Дружок, наверное?

— Судя по этому вопросу, мистер Холман, кажется, Рэймонд сделал большую глупость, нанимая вас. Мне наверняка известно, что Чарити проводит сорок девять недель в году со своей матерью на севере штата Нью-Йорк. Заиметь за пару недель в Лос-Анджелесе дружка — не находите ли, что это было бы слишком?

— Мне кажется, мы с вами поладим, мисс Маннинг, — улыбнулся я. — Только оставьте при себе все ваши личные мнения, мне нужны только факты.

— Всего две наводки, о которых я вам сообщила, — это все, с чего мы можем начать, мистер Холман.