У них никогда не было секретов. Игорь знал все тайны Иры и посвящал сестру во все свои мечты и интересы.

   Так было раньше. Теперь у него существовал свой секрет: если Игорь хотел, чтобы Ира была рядом, он должен перестать замечать ее.

   И с того времени он строго следил за собой и каждым своим словом, жестом, движением, чтобы родителям не к чему оказалось придраться.

   Видеть, как она обижается на него -- было больно. Он не знал ничего, что могло бы сравниться с тем мучительным ощущением, каждый раз возникающим в душе, когда Ира с восторгом вбегала к нему, о чем-то рассказывая, или принося что-то, чтобы поделиться новостью, а потом ее глаза гасли, наткнувшись на его холодный и безразличный взгляд. И он знал, какие мысли появлялись у Иры в сознании -- что и он, Игорь, "уходит" от нее, как когда-то "ушел" Ирын отец. Не сомневался, что сестра именно себя считает во всем виноватой, потому что слышал, как она тихо плачет за стенкой соседней комнаты ночью, уходя из его спальни после выполнения домашних заданий. Но, закусывая кулак, чтобы напомнить себе, почему не может ей что-то объяснить, неподвижно лежал в своей собственной кровати и слушал этот тихий плач.

   Сейчас, спустя три года, Игорь знал и понимал гораздо больше. Он всегда умел находить и анализировать информацию. И никогда не лгал себе в выводах.

   Его родители не ошиблись -- он любил Иру. И любил ее не так, как любой брат будет любить даже родную сестру. Он любил ее, как единственное, что вообще существовало в мире. Как любят тех, без кого не могут жить.

   Может и слишком громкое заявление для его возраста, но так было и ничего не изменилось после этих трех лет. Только стало сильнее, поменяло плоскость.

   Игорь много всего прочитал. Мнения, упреки, книги и статьи, в которых такие чувства чаще всего поливались грязью, и подвергались осуждению.

   Он не знал, как ему поступить и что сделать. Не знал, что думает Ира, но никогда бы не подумал ее спросить, вмешивая сестру в собственные метания.

   Проблема состояла в том, что Игорь не считал себя грязным или извращенным, оттого, что готов был сделать для нее что угодно, за одну только улыбку Иры, за ее радостный смех.

   Он уже имел представление о том, что такое секс. В конце концов, Игорю недавно исполнилось семнадцать лет, и с его гормонами, определенно, все было совершенно нормально. Его возбуждали девушки, они вызывали его интерес и будили в нем желания, которые не давали покоя ни телу, ни разуму. Вот только, так, как хрупкая, изящная и нежная, его маленькая Ира - Игоря не возбуждал никто.

   Делало ли его извращенцем желание к ней?

   Игорь не знал ответа. А посоветоваться в таком вопросе как-то оказалось не с кем. И единственным верным решением, которое показалось Игорю самым разумным - было продолжать себя вести так же отстраненно, как последние годы. Не обнимая ее, почти не касаясь Иры, не показывая ни своих чувств, ни боли от того, что не может ей ничего объяснить.

   Господи! Ей только исполнилось четырнадцать! Ему, однозначно, не следовало даже смотреть в ее сторону с такими мыслями. Он понимал это. Но и одернуть себя не мог.

   Вот и сейчас, глядя на сестру, закутанную только в полотенце, на ее длинные волосы, влажными завитками укутывающие плечи и спину Иры -- он испытывал вовсе не уместные тут не братские чувства. Он ее хотел, как девушку.

   Закрыв глаза, Игорь начал считать в уме, призывая свое тело хоть немного слушаться разума. Счет не помог, и тогда он начал извлекать квадратные корни из четырехзначных чисел. Но перед глазами, вместо цифр, стояло видение ее тонкой фигуры, с плавной округлостью поднимающей полотенце на уровне груди.