Обстоятельства слагались благоприятно. Мишке сегодня явно везло. Окно аккуратного, просторного домика на прилегающей к бульвару тихой, в зеленых садиках, улице открылось как раз в тот момент, когда к нему подходил Миша. Из окна выглянула лысеющая седая голова, блеснули на солнце старомодные золотые очки. Доктор Семен Иванович Дашкевич точно, как всегда, до секунды, начал поглощать очередную порцию ультрафиолетовых лучей.

Студента он заметил еще издали и, приложив ко рту поставленную ребром ладонь, прохрипел вглубь комнаты громким театральным топотом:

— Мирок! Мирок! Твой Ромео шествует. Спеши к окну, Джульетта, а то он еще серенаду затянет. А, как ты знаешь, я музыки по утрам не приемлю.

Потом, хитро подмигнув не скупившемуся на ультрафиолетовые лучи солнышку, старый доктор взял из стоящей на окне корзинки румяную булочку, прикусил ее и запил чаем. Старомодные очки благодушно съехали к синим прожилкам на кончике стариковского носа, одна из седых бровей резко подпрыгнула вверх, потом постепенно опустилась на прищуренный глаз.

— Разумный студиоз совершает утреннюю прогулку, — приветствовал доктор Мишу, — как врач, одобряю. Ультрафиолетовые лучи как нельзя более благоприятствуют деятельности нервов.

Ультрафиолетовые лучи были пунктиком любимого всем городом доктора. За глаза его так и величали ультрафиолетовым.

Миша молча поклонился и пожал протянутую из окна, покрытую сетью синих прожилок, руку.

— Ну, как? — хлебнувши чая, спросил доктор. — В городе спокойно? Пожары потухли? — и, не дожидаясь ответа, продолжал сам. — В общем, критический момент перехода из рук в руки обошелся нам очень дешево. Пожаров не так много, артиллерийского обстрела в городе не было, убитых с воздуха, по вчерашнему подсчету, 87, раненых — 163. Для города с населением в сто пятьдесят тысяч это пустяк.

— Профессора Колосова убило, — сообщил, чтобы что-нибудь сказать для завязки нужного ему разговора, Миша.

— Не убило его, а он сам умер, — строго поправил доктор, — разрыв сердца, как и следовало ожидать при его болезненном состоянии. Берегите свое сердце, студент, никогда не перегружайте его. Перегрузка любовью, конечно, в счет не идет. Она даже полезна в вашем возрасте. Мирок! Мирок! — закричал он, обернувшись. — Довольно тебе спать, вылетай из гнездышка, птичка! На солнышко! Под лучи! Они бьют сейчас как раз в нашем направлении.

— В северокавказском направлении упорные бои с переменным успехом, — неожиданно прохрипело радио и снова замолкло. Доктор поднял вверх указательный палец.

— Каково? Электростанция возобновила работу. Вчера тока не было. Пробуют, должно быть.

Из-за плеча старика выглянула повязанная крымской чадрой головка, а из-под чадры неприбранные еще влажные после умывания каштановые локоны.

— Здравствуйте, Миша. Что в институте? Вы были там после бомбежки?

— В самом институте не был, а в общежитии номер один даже ночевал. В общем, ничего особенного, — переминаясь с ноги на ногу, ответил Миша.

— У вас всегда так: ничего особенного, — капризно опустились уголки наскоро подкрашенных пухлых губок Мирочки Дашкевич, — никогда ничего рассказать толком не можете.