Ричард Матесон. Кукла, которая делает все
Поэт возопил: — Дьявольское отродье! Мерзкая ящерица! Чокнутый кенгуру! Его худосочный силуэт метнулся в дверной проем, где и застыл, парализованный. — Враг рода человеческого! — изрыгнул он. Адресат воплей, угрожающих довести поэта до апоплексического удара, в блаженном забвении сидел на корточках возле сугроба из превращенного в конфетти манускрипта. Манускрипта, рожденного в жестоких муках, отпечатанного в судорожной агонии. — Бешеный осьминог! Косорукая обезьяна! — Налитые кровью глаза Рутлена Бьюсона чуть ли не выдавливали стекла очков с черепаховой оправой. Упершиеся в тощие бока руки дрожали, словно жерди штакетника на ураганном ветру. Бушевала буря из бурь. — Гунн! — завелся он снова, — Гот! Ирокез! Свихнувшийся нигилист! Слюна стекала из уголков стиснутого рта, а маленький Гарднер Бьюсон одарил трясущегося родителя однозубой улыбкой. Клочки поэтического труда торчали из пухлых кулачков, и чуть потная полусфера груди вздымалась над изорванными амфибрахиями с ямбическими вариациями. Рутлен Бьюсон испустил душераздирающий стон. — Гнусность, — стенал он срывающимся голосом. — Полный бедлам. Затем глаза его внезапно сверкнули металлическим блеском, а пальцы скрючились в жесте душителя. — Я прикончу его, — слабо забормотал он. — Я сверну ему шею собственными руками. В этот критический момент Афина Бьюсон, в заляпанном рабочем халате, с руками, сочащимися жидкой глиной, ворвалась в комнату, словно мстительный призрак, восставший из грязи. — Ну, что на этот раз? — спросила она сквозь сжатые зубы. — Посмотри! Посмотри! — Указательный палец Рутлена Бьюсона подергивался, когда он показывал на их веселящегося младенца. — Он уничтожил мою «Песнь приюта»! — Близорукие глаза вновь вышли из орбит, горя безумием. — Я его прирежу! — пообещал он трагичным шепотом. — Я прирежу эту сушеную змею! — О… успокойся, — приказала Афина, оттаскивая назад охваченного жаждой крови супруга и поднимая сына за обслюнявленную распашонку. Повиснув над бедром явившейся музы, он таращился на мать озорными глазами. — Негодник! — выкрикнула она и шлепнула его по пухлому заду. Гарднер Бьюсон завопил в возбужденном протесте, но, будучи выставленным за дверь, удалился, его маленький разум уже сосредоточился на другом занятии. С куском глины, прилипшим к распашонке, он, озорно поглядывая, заковылял в царство многочисленных ломких предметов — в гостиную, а Афина обернулась к упавшему на колени мужу. Он ошеломленно застыл среди обращенного в прах десятилетнего труда. — Я убью себя, — изнывал поэт, сгорбившись, — Я впрысну себе в вены какой-нибудь яд. — Брось, — резко произнесла Афина, ее лицо превратилось в угрюмую маску. Рутлен вскочил на ноги. — Я убью его, да, я убью хитрую тварь, — проговорил он, опустошенный потрясением. — Но это не выход, — возразила жена. — Даже если… Ее глаза на миг потеплели, когда она представила, как сталкивает Гарднера в бассейн с аллигаторами. Полные губы дрогнули, почти сложившись в трепетную улыбку. Но затем зеленые глаза потускнели. — Только это не выход, — повторила она, — и настало время решить раз и навсегда проклятую проблему. Рутлен уперся застывшим взглядом в ошметки своего сочинения. — Я его убью. — Он изучал разрозненные обрывки. |
