— Ты рехнулась? — вопил муж, и от его крика в мозг впивались кинжалы. — Тысячу семьдесят пять!
— Можно платить по частям.
— Чем? — взвизгнул он. — Возвращенными рукописями и глиной?
— А ты бы хотел, — заморгала Афина, — чтобы твой сын целыми днями был один? Слонялся по дому. Рвал. Разбивал. Трепал. Громил.
Рутлен болезненно кривился при каждом слове, будто утыканные гвоздями дубинки вонзались ему в голову. Глаза за толстенными линзами закрылись. Он припадочно трясся.
— Хватит. — Он поднял, сдаваясь, бледную руку. — Хватит, хватит.
— Давай покажем куклу Гарднеру, — предложила возбужденная Афина.
Они поспешили в маленькую спальню сына. Тот был занят тем, что обрывал занавески. Рутлен зашипел, втянув внутрь щеки, оттащил сына от подоконника и стукнул костяшками пальцев по голове. Гарднер разок моргнул глазами-бусинками.
— Опусти его на пол, — быстро произнесла Афина. — Пусть посмотрит.
Гарднер, разинув рот с одиноким зубом, уставился на небольшую куклу, которая молча стояла перед ним. Кукла была примерно его роста, темноволосая, синеглазая, румяная, в подгузнике, в точности как настоящий младенец.
Гарднер сердито заморгал.
— Запускай механизм, — шепнул Рутлен, и Афина, наклонившись, нажала на едва заметную кнопку.
Гарднер, задумчиво пуская слюни, шлепнулся на зад, когда игрушечный мальчик улыбнулся ему.
— Ба-би-ба-ба-а! — истерически завопил Гарднер.
— Ба-би-ба-ба-а! — эхом отозвалась кукла.
Гарднер, широко распахнув глаза, быстро отполз назад и, опасливо съежившись, наблюдал, как игрушечный мальчик надвигается на него. Дальше была стена, и он так и застыл, сжавшись в комок от изумления, пока кукла не остановилась прямо перед ним.
— Ба-би-ба-ба-а. — Мальчик-кукла снова улыбнулся, потом рыгнул и принялся отплясывать джигу на линолеумном полу.
Пухлые губы Гарднера вдруг растянулись в ухмылке слабоумного. Он счастливо забулькал. Глаза родителей разом сомкнулись, блаженные улыбки расцвели на благодарных лицах, все мысли о финансовой стороне вопроса испарились.
— Бо-о-же, — в изумлении протянула Афина.
— Не могу поверить, что это правда, — произнес супруг с благоговейным трепетом…
Несколько недель они были неразлучны, Гарднер и его работающий от мотора друг. Они вместе сидели на корточках, обмениваясь бессмысленными взглядами, хихикали по поводу каких-то личных радостей и вообще получали полное удовольствие от своего слюнявого тет-а-тет. Что бы ни делал Гарднер, кукла делала то же самое.
Что касается Рутлена и Афины, они праздновали восстановление почти позабытого мира. Вопли, от которых нервы завязывались в узды, больше не ударяли молотом по голове, и грохот разбившейся посуды больше не стоял в воздухе. Рутлен сочинял стихи, Афина ваяла, каждый в своем благословенном уединении.
— Вот видишь? — сказала она как-то вечером за столом. — Вот и все, что было нужно, — компаньон.
И Рутлен покивал, со всей серьезностью признавая жизненную мудрость жены.
— Верно, так и есть, — счастливо прошептал он.
Неделя, месяц. Затем, постепенно, начались метаморфозы.
Однажды утром глаза Рутлена, погрязшего в вязком болоте пентаметра, вдруг превратились в мраморные сферы.
— Чу! — Он обратился в слух.
Треск отрываемых от тела плюшевых конечностей.
Рутлен тут же кинулся в детскую и застал своего единственного отпрыска за извлечением ватных внутренностей из до сих пор любимого мишки. |