– Перестраховщики! – возмутилась хозяйка. Нож молнией замелькал в ее руках. Окажись под лезвием не овощи, а чрезмерно осторожные диспетчеры космопорта, им бы не поздоровилось. – Фоновая активность! Еще никаких флуктуаций нет и в помине, еще неизвестно, появятся ли они вообще, а наши боягузы уже запирают ворота! Представляю, что сейчас творится на Чейдау!

    – Он прилетит, – заметил седой. – Не волнуйтесь, Фелиция. Он обещал, значит, прилетит. Ждать и не дождаться – лишняя боль. Он не захочет причинять эту боль нам, поверьте.

    – Ясное дело, прилетит! Для кого я готовлю этот банкет? Если хоть одна крупица испортится, я задушу его тем галстуком, который купила маленькому негодяю в подарок…

    Лысый вернулся на веранду. Держа в правой руке вялого блондина, левой он взял с гвоздя троицу кукол, закрепленную на общей ваге. Все трое были вехденами, наряженными в полувоенный камуфляж. Один дул в трубу, второй бренчал на гитаре, третий с упоением колотил в барабан.

    Управлять куклами можно было как всеми сразу, так и по очереди.

    – Я давно хотел спросить тебя, Гишер, – сказал щеголь. – Ты говоришь: боль. Так спокойно, деловито… Каково быть экзекутором?

    Седой свернул очередную самокрутку.

    – Нормально. Я из трудовой династии. Отец, дед, прадед… Ничего другого не знаю.

    – Но боль! Причинять людям боль…

    – Горячий чайник тоже причиняет боль. Если ткнуть в него пальцем или сдуру хлебнуть из носика. А прокаженный боли не испытывает. Гниет себе помаленьку – безболезненно. У меня никто из пытуемых не умер. Живы-здоровы – эти на свободу вышли, те схлопотали пожизненное. С некоторыми я переписываюсь. Жена, дети, хлопоты, новости. В гости, между прочим, зовут!

    – Не понимаю, – честно признался лысый.

    – Нечего тут понимать. Я вот тоже не понимаю, с какой радости ты зовешь клиента куклой. Ты же его не водишь в прямом смысле слова?

    Лысый улыбнулся.

    – Я его не вожу. Я его работаю . Но сейчас я на пенсии. Извини, что затеял этот разговор.

    – Ладно. Я привык.

    – Еще по маленькой?

    – Давай.

    В тумане, обступившем лужайку, звучали таинственные голоса. Трели ночных птиц, вздохи ветра, шелест листьев и свирель в бамбуковой роще – партии множества инструментов сливались в общую симфонию. Тоненько вступили скрипки-звезды. Метеоры, сгорая в атмосфере, пели валторнами. Мрак космоса, смыкаясь вокруг планеты, как туман – вокруг островка, прилегающего к дому, вел партию басов. Кометы били в литавры.

    Трое людей ждали, вслушиваясь.

    ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

    ТЕРРАФИМА

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

    ВСЕ ЛЮБЯТ СЕМИЛИБЕРТУСОВ

    I

    – Синьорита! Один кофе!

    – Со сливками? Со взбитым желтком? С ромом?

    – Просто кофе.

    – Пти? Грандо? Супер?

    – Грандо…

    Лючано с наслаждением потянулся, хрустнув позвонками, и откинулся на спинку полиморфного кресла.