— Поделишься? — Комсостава было не пронять.

Старлей нехотя кивнул:

— Ага, бля, куда ж без тебя, халявщик.

— Чья бы рычала… Я ж водочкой угощу, повышение у тебя все-таки. Сколько можно это саке пить, а? Мне закупщики городские подогнали, спасибо вертолетчикам. Бартер — тонна омедненных гвоздей на ящик бухла. Мотай на ус, пригодится. Мне когда предыдущий комсостав — он потом умным оказался, на тушенку поменяли, — он мне должность сдавал и все подробно раскинул, куда и как армейская система действует. Живи сам, а другие потом поживут. В свое время. Ротация кадров — великое изобретение… э-э… людского разума…

Двинули к блокпосту.

У КПП на требование выделить сигарету, а лучше две Старлей оскалился, как сорвавшаяся с троса саабаачкаа, и послал вымогателей на. Вымогатели, открыв рты, на секунду замешкались, после чего исчезли в караулке и больше не маячили.

— Накатим?

— Закусим?

— Значит, и накатим, и закусим!

За дверями склада противогазов коптила лампада — нитка, подсолнечное масло, консервная банка, на алой этикетке желтые буквы: «Килька в томате». Источник света установили на ящике, накрытом куском полиэтилена. Замусоленные карты слоились и липли к пальцам, не желая раскрывать секрет своего достоинства — король или валет?

А может, дама?

Играли в преф на сигареты. Конечно, с третьим «болваном» не по кайфу, но все-таки.

— Ты к Федору из второго взвода присмотрись и к Азамату. Джон, этот боров натовский, доверия не внушает. Вот помяни мое слово, паря, скоро проявятся они, умники херовы!.. — Комсостава скрипнул щетиной подбородка. — Шесть пик. Ты мне тогда баночку тушенки выдели, а? За наводку?

— Умники, да уж. То есть тушканчеги? Вист. — Старлей принципиально игнорировал продовольственные намеки.

— А какая, на, разница? Лишь бы твари ушастые тушенку в обмен давали. Да побольше. Жрать-то хочется!

Старлей кивнул: и то верно, никакой и хочется. Завтра он проснется похмельный, и все будут называть его комсоставом. За глаза. А в лицо — орать: «Так точно!» Но это завтра. А сейчас пора баиньки.

В замочную скважину сочилась струйка зеленого тумана.

— Надоело. Все равно я выиграл. Заранее. Есть возражения? Нет? Ну и чудно.

Старлей откинулся к стене, поднял воротник и просунул пальцы в рукава драного камуфляжа. И тут же засопел, открыв рот.

Как обычно, снилось серебро трех лун и зарево пылающего мусора.

Родина. Стена размером с планету.

КИЛЬКА В ТОМАТЕ

— Ыба?

— Селедка!

— А вы знаете, что тушканы открыли завод по консервированию человеческого мяса?

Укрытые енотовыми мехами плечи хозяйки салона задрожали от ехидного смеха. Из-под енота посыпался обильный тальк.

— Ах, душечка, зачем же им завод? Их Ковчег — это и есть большая консервная банка. Они туда заманивают простаков и замораживают в космическом вакууме. У них на орбите Плутона пищевой склад, население множества планет. На все вкусы, так сказать… Кстати, я слышала, вы с мужем подали документы на репатриацию?

Ее собеседница возмущенно задохнулась и, взметнув подол черного платья, направилась к столу с напитками. Стоящая рядом молодая художница-авангардистка хмыкнула:

— Дорогая Софья Павловна, ну у вас и воображение. Ну какой же Ковчег — консервная банка? Ведь из консервов надо кислород выкачивать. Что же они, насосом качают? А если не выкачать, заболеешь ботулизмом и как пить дать умрешь. Нет, непременно завод, с огромными крюками под потолком, на них кровоточащие тела… Сырое мясо — это так рельефно, кровь, желтые глыбы сала.